Лирика 30-х годов

Не прислал ли лебедя за мною,Или лодку, или черный, плот? —Он в шестнадцатом году весноюОбещал, что скоро сам придет.Он в шестнадцатом году весноюГоворил, что птицей прилечуЧерез мрак и смерть к его покою,Прикоснусь крылом к его плечу.Мне его еще смеются очиИ теперь, шестнадцатой весной.Что мне делать! Ангел полуночиДо зари беседует со мной.

«Одни глядятся в ласковые взоры…»

Одни глядятся в ласковые взоры,Другие пьют до солнечных лучей,А я всю ночь веду переговорыС неукротимой совестью своей.

Я говорю: «Твое несу я бремя,Тяжелое, ты знаешь, сколько лет».Но для нее не существует время,И для нее пространства в мире нет.И снова черный масленичный вечер,Зловещий парк, неспешный бег коня.И полный счастья и веселья ветер,С небесных круч слетевший на меня.А надо мной спокойный и двурогийСтоит свидетель… о, туда, туда,По древней подкапризовой дороге[26],Где лебеди и мертвая вода.

«От тебя я сердце скрыла…»

От тебя я сердце скрыла,Словно бросила в Неву…Прирученной и бескрылойЯ в дому твоем живу.

Только… ночью слышу скрипы.Что там — в сумраках чужих?Шереметьевские липы…Перекличка домовых…Осторожно подступает,Как журчание воды,К уху жарко приникаетЧерный шепоток беды —И бормочет, словно делоЕй всю ночь возиться тут:«Ты уюта захотела,Знаешь, где он — твой уют?»

«Годовщину последнюю празднуй…»

Годовщину последнюю празднуй —Ты пойми, что сегодня точь-в-точьНашей первой зимы — той алмазной —Повторяется снежная ночь.

Пар валит из-под царских конюшен,Погружается Мойка во тьму.Свет луны как нарочно притушен,И куда мы идем — не пойму.Меж гробницами внука и дедаЗаблудился взъерошенный сад.Из тюремного вынырнув бреда,Фонари погребально горят.В грозных айсбергах Марсово поле,И Лебяжья лежит в хрусталях…Чья с моею сравняется доля,Если в сердце веселье и страх.И трепещет, как дивная птица,Голос твой у меня над плечом.И внезапным согретый лучомСнежный прах так тепло серебрится.

«Все это разгадаешь ты один…»

Все это разгадаешь ты один…Когда бессонный мрак вокруг клокочет,Тот солнечный, тот ландышевый клинВрывается во тьму декабрьской ночи.И по тропинке я к тебе иду.И ты смеешься беззаботным смехом.Но хвойный лес и камыши в прудуОтветствуют каким-то странным эхом…О, если этим мертвого бужу,Прости меня, я не могу иначе:Я о тебе, как о своем, тужуИ каждому завидую, кто плачет,Кто может плакать в этот страшный часО тех, кто там лежит на дне оврага…Но выкипела, не дойдя до глаз,Глаза мои не освежила влага.

«И упало каменное слово…»