В прошедшем внешнеполитическом году многие темы достойны отдельного упоминания, но по итогам хотелось бы сделать некоторые обобщения, поскольку, на мой взгляд, именно прошлый год стал переломным во внешней политике России. Переломным по самому большому счету. Некоторые политологи заговорили даже о «русской дипломатической революции», подразумевая под этим, правда, всего лишь «драматический по своему масштабу и потенциальным последствиям прозападный внешнеполитический разворот» (А. Мельвиль). Однако мне кажется, что все гораздо серьезнее.
СЕТЕВОЙ ИМПЕРИАЛИЗМ
Можно сказать, что с 2002 года Россия вошла в новую эпоху, окончательно порвав с традиционными внешнеполитическими технологиями как российской, так и советской империи. Похоже, речь идет о создании империи (а Россия не может не быть империей, так как это одна из базовых составляющих ее цивилизационного кода) нового типа — сетевой. Точнее, о создании империи нового типа в условиях сетевой геополитики. Вполне в духе времени и адекватно новым вызовам (например, международному терроризму, который построен по сетевому принципу и на генетическом уровне связан с сепаратизмом — главным врагом империй во все времена). В какой-то степени при построении сетевой империи используются принципы построения Всемирной паутины. Все международные акторы, которые входят в зоны интересов и влияния имперского центра, являются самостоятельными, суверенными членами коммуникационной системы, в повышении самостоятельного веса и качества которых заинтересован имперский центр (так, в прошедшем году ВВП предложил передать Кучме председательствование в СНГ; опять же, по предложению ВВП было продлено председательствование Назарбаева в ЕврАзЭС). Только в том случае, если участники сети обладают самостоятельной ценностью, становится жизнеспособной вся имперская сеть и получает пространство для маневра имперский центр — «узел».
Вообще сетевой принцип в построении империи нового типа провозглашен (и неоднократно) президентом Путиным. Можно вспомнить, что президент постоянно говорит об укреплении двусторонних связей как с отдельными странами, так и с интеграционными объединениями (стремящимися стать самостоятельными игроками на международной сцене) по всему периметру границ и далее по всему миру. При этом интенсификация двусторонних отношений (которая способствует укреплению суверенитета обоих участников), как это ни парадоксально, происходит параллельно с интеграционным строительством на евразийском пространстве и, более того, одно не мешает другому, а, наоборот, стимулирует.
Пример: на фоне нарастающего взаимодействия с Евросоюзом Москва укрепляет связи с его ведущими игроками — Францией, Германией, Италией и др. Так, российско-французский Совет безопасности (Министерство иностранных дел и Минобороны) обещает стать одним из базовых элементов евроатлантической безопасности и в будущем сможет оказывать существенное влияние в том числе на Брюссели — евросоюзный и натовский. То есть Россия через этот Совбез получает рычаг давления на ЕС (который без давления способен принимать только подарки, а не взаимовыгодные компромиссные решения), а Франция повышает свой военно-политический вес у себя в европейском доме.
Может показаться странным, что для демонстрации принципов построения сетевой империи я привожу связку России с далекой и сильной Францией. Но в этом и заключается в данном случае сетевой принцип. География отходит на второй план. Основным становится политическое и экономическое взаимодействие. Что касается «силы», то одним из принципов функционирования сети является взаимоусиление партнеров, своего рода взаимное делегирование силы. И в этом случае Россия, тесно взаимодействуя со своими сильными партнерами (США, Евросоюз и отдельные его члены, Китай), получает от них дополнительный политический вес, который усиливает ее во взаимодействии со своими более слабыми партнерами (например, по СНГ). А совокупный вес более слабых, но и более тесно привязанных к России партнеров увеличивает ее вес в диалоге с более сильными.
Кстати, аналогичные примеры, когда укрепление двустороннего сотрудничества ведет, с одной стороны, к ускорению интеграционных процессов, а с другой — к усилению позиции имперского «узла», можно привести из практики СНГ (например, Россия — Киргизия).