Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина

Для сетевой империи с особой остротой встает вопрос об укреплении суверенитета, причем не только своего, но и всех участников всех сетей, завязанных на имперский центр — «узел». При этом, казалось бы, на нынешнем этапе инкорпорирования России в международную систему возникает противоречие. С одной стороны, двусторонние отношения ведут к взаимному укреплению суверенитета партнеров, а с другой — интеграционные процессы размывают суверенитеты. Однако это противоречие хотя и реальное, но временное. Просто все ныне существующие и строящиеся блоки, союзы и договоры (за исключением реального объединения, как в случае с Россией и Белоруссией), во-первых, являются вчерашним днем международной политики, а во-вторых, действенными оказываются только ситуативные коалиции с постоянно меняющимся набором участников. Так что игры в интеграцию, в которые продолжила или начала вновь играть Россия в прошедшем году, приобретают скорее инструментальный характер. Просто в одном случае легче решать оперативные задачи в рамках ШОС или ОДКБ, а в другом (и другие задачи) — в рамках Совета Россия — НАТО или ООН.

В нынешний период, когда вся международная среда революционизирована и контуры будущего мироустройства только-только намечаются, внешняя политика России по необходимости является реактивной. И это правильно. Претензии, которые регулярно предъявляются Кремлю в связи с отсутствием у него «геополитического позиционирования» и вообще «внятной внешней политики», безосновательны, поскольку внешняя политика России в условиях международной анархии, наступившей с окончанием холодной войны, и должна быть реактивной, многоуровневой, разновекторной, дискретной и точечной.

Поэтому одним из важных позитивных итогов прошедшего года стало то, чего Россия НЕ сделала. А именно — она не поддалась искушению сделать выбор между Западом и Востоком, к которому ее подталкивают различные силы как извне, так и изнутри.

Однако, несмотря на отсутствие пресловутой «внятности», место России в международных раскладах проясняется — и ее образ становится все более отчетливым. Если говорить об этом предельно обобщенно, то в глазах всего мира Россия в рамках условного, но оперативно значимого глобального разделения на «запад» и «восток» воспринимается, безусловно, как часть западного мира, хотя и со своим собственным цивилизационным кодом. В рамках другой глобальной дихотомии Россия, несмотря на политический и экономический коллапс 90-х, воспринимается как страна «севера» (правда, характеристика «богатый» к ней не очень-то применима пока), что было подтверждено преобразованием «большой семерки» в «большую восьмерку» в канадском Кананаскисе в прошедшем году. Хотя очевидно, что Россия также обременена фрагментами «юга». А все эти оговорки, указывающие на некоторую невписываемость России в стандартные геополитические схемы, проистекают из ее своеобразной пограничности. Причем эта пограничность — что в полной мере проявилось во внешнеполитических усилиях страны в прошедшем году — является особо ценным ресурсом.

В силу этой пограничности Россия может себе позволить быть «знакомым Западом» для Востока и «знакомым Востоком» для Запада. Результатом — и очень успешным — такого положения стала маятниковая дипломатия Москвы. Так, после весеннего «броска на Запад» (встречи Россия — США, Россия — ЕС, Россия — НАТО, на которых ВВП однозначно заявил — и его услышали — о стремлении Москвы к достижению более высокого уровня взаимодействия с западными сообществами по всем направлениям вплоть до военно-технического), «его человек» Сергей Иванов отправился в Пекин, чтобы успокоить восточных партнеров и восстановить, так сказать, равновесие между нашим Западом и нашим Востоком. Всего через месяц после римской встречи Россия — НАТО в Петербурге подписывается хартия ШОС, которая очень быстро приобретает военное измерение (контртеррористический центр в Бишкеке). То же самое повторяется в конце года, когда после приема Буша в Петербурге ВВП уезжает в большое азиатское турне (Пекин — Дели — Бишкек). Причем наблюдатели, много шумевшие о попытке ВВП реанимировать примаковскую идею «стратегического треугольника» Москва — Пекин — Дели, так и не вспомнили, что еще за три месяца до путинского азиатского турне в рамках 57-й Генассамблеи ООН в Нью-Йорке — одном из центров западного мира — состоялась первая совместная трехсторонняя встреча министров иностранных дел России, Китая и Индии, на которой (за закрытыми дверями) согласовывался общий подход к основным региональным и мировым проблемам. Тогда надо было бить тревогу. Если надо, конечно.