С непонятной отрешенностью я позволила надеть верхнюю одежду, сама влезла в сапоги. Меня вывели на улицу. Холодный ветер надул юбку пузырем, взметнул волосы, швырнул в лицо снег. Снежинки растаяли, по щекам потекла вода. Или не вода, не знаю.
Меня посадили в особый мобиль городовых. Одни уселся за руль, второй сел рядом, еще трое отправились в будку стеречь опасную преступницу, то есть, меня. В будке не было окон, только вентиляция на крыше. Куда меня везли, я не знала. Хотя куда? В тюрьму, наверное.
Со мной больше не говорили, только смотрели во все глаза. Видимо, ждали, когда превращусь в зверя. Превращаться я не собиралась, опустила глаза в пол, чтобы никого не видеть, скрючилась на лавке, пытаясь стать маленькой и незаметной.
Страха не было. Все случилось слишком внезапно и казалось игрой. Какой-то нелепой дурной постановкой.
Мобиль затормозил, мои конвоиры вылезли из будки.
– Пошевеливайся! – прикрикнул один из них.
Я поднялась с лавки и стала выбираться. Неловко встала на первую ступень и едва не упала. Никто даже не шелохнулся. Конвоиры с настороженным любопытством пялились на меня. В руках они держали оружие, и что-то подсказывало, заряжено оно было не снотворным.
Я выбралась из будки, огляделась. Мобиль остановился возле приземистого здания из почерневшего от времени камня. Крыша была завалена снегом, окна зарешечены. Возле двери стоял вооруженный мужчина.
Ну, здравствуй, тюрьма, вот мы и свиделись.
– Заходи, Ревиль, чувствуй себя как дома.
Оказалось, Нумвел тоже приехал, только в другом мобиле. Он подхватил меня под локоть и завел внутрь.
Двери душераздирающе скрипнули открываясь. Меня втолкнули в царство полумрака, затхлых запахов и несвободы.
В здании тюрьмы были низкие потолки, тусклые лампы, вокруг которых вились мухи, сквозняки и странные звуки, от которых по спине побежали мурашки.
Нумвел провел меня по длинному коридору и сдал с рук на руки коменданту – жилистому мужчине в годах, что-то тихо ему сказал, подписал документ и ушел. Комендант окинул меня ничего незначащим взглядом.
– Снимите верхнюю одежду, – велел он.
Я подчинилась.
– Следуйте за мной. И не вздумайте напасть, умрете сразу.
Я кивнула и поторопилась за ним. Комендант повел меня вглубь, шел долго, я даже успела устать, остановился возле крепкой, обитой железом, двери. Отпер ее и посторонился.
– Ваши апартаменты, кэра. Заходите.
Я замешкалась на пороге, больше похожем на пасть огромного зверя, испуганно оглянулась в поисках поддержки. Но меня лишь с силой толкнули внутрь.
– Приятного отдыха, кэра, – ухмыльнулся комендант и закрыл дверь.
Только теперь, когда замок заперли, и я очутилась в темной холодной камере, пришло понимание: кто-то узнал, что я оборотень и нажаловался властям. И что теперь меня ждет, неизвестно.
Некоторое время я стояла возле двери, прислушивалась, все надеялась, что дверь сейчас откроется, и меня освободят. Я побегу на свет, к людям, моей новой семье, к Самуэлю. И забуду навсегда об этой страшной обители. Но минуты сменялись минутами, часы часами, а дверь так и не открылась. Лишь однажды внизу появился свет, и в камеру просунули миску с кашей и щербатую чашку с водой.
На миг захотелось швырнуть жалкое подношение, разбить посуду, расплескать воду, втоптать в грязь кашу, но я сумела остановить себя. Неизвестно, что будет дальше, вряд ли здесь кормят трижды в день деликатесами. Нужно быть бережливой и думать о малыше.
Я подняла миску и кружку, отнесла поближе к лавке, заменяющей кровать. Садиться на кровать пока не стала, брезговала, слишком неприятно выглядело то, что заменяло постельное белье, одеяло и подушку. Но что-то мне подсказывало, скоро придется не только присесть, но и прилечь.
Так и получилось, силы оставили меня, и я легла, содрогаясь от отвращения. Впрочем, стоило закрыть глаза, пришел сон, унося меня далеко-далеко отсюда.
В первый раз я проснулась от скрипа – это снова открылся люк снизу, и мне подали очередную миску и кружку. Попила воды и даже поела, потом вытолкнула пустую посуду обратно. Каша была пресной, невкусной, но есть хотелось с каждой минутой все сильнее.
Потом я снова легла, и во второй раз проснулась от криков. Кричал Самуэль. Я явственно различала его голос. Он требовал выпустить меня из камеры, грозил карами, расправой, предлагал деньги, услуги, однако, меня так и не выпустили, а Самуэля выгнали. Напоследок заявив, что если он будет вести себя по-свински, окажется в соседней камере. Разочарование было таким сильным, что я даже не могла плакать. Смотрела в потолок невидящим взглядом и не шевелилась.