Лишь бы жить

Позже выяснилось, что грузовик, в котором они ехали в сторону фронта, попал под бомбежку. Потом дедушка Митя рассказывал, что помнит, как он с бойцами в кузове ехал по безлюдной дороге, не зная, где проходит линия фронта. Неожиданно им навстречу выехал немецкий танк и выстрелил по машине. Дедушку Митю контузило, он потерял сознание, кого-то убило на месте, кто-то был ранен. Очнулся дед, когда над ними стояли немцы с автоматами. Если бы он был в форме, его расстреляли бы на месте. Но он был в гражданской одежде и к тому же успел побриться наголо, тогда только офицерам разрешали не брить голову. Он выглядел как гражданское лицо, это его и спасло от расстрела на месте. Так дедушка Митя оказался в концлагере на территории Западной Германии, где пробыл до конца войны. В лагере он организовал подпольную ячейку, участники которой планировали побег, занимался идеологической работой в подполье, поддерживал дух военнопленных. <…>

От болезней дедушку Митю спасало то, что какой-то заключенный смастерил ему обувь — незаменимую и ценнейшую в лагерных условиях вещь. Это было некое подобие валенок, обшитых остатками подошвы от галош. Дед называл их «чуни». Благодаря силе духа, своему крепкому здоровью и этой обуви дед выдержал все четыре с половиной года плена. В первые дни войны жена дедушки Мити, бабушка Шура, уехала в эвакуацию в г. Ядрин в Чувашии к родителям с младшей дочерью. Остальных троих старших детей распределили по разным детским домам. Бабушке потом пришлось возвращаться за ними и собирать их всех вместе. Во время войны бабушка Шура и ее сестра ходили к гадалке, хотели узнать о судьбе своих мужей. От дедушки Мити писем не было, а муж сестры писал с фронта. Гадалка сказала, что дедушка Митя погиб, а муж сестры вернется живым, но на деле вышло все ровно наоборот.

Дедушка Митя вернулся с войны только 7 ноября 1945 года. Его старшая дочь Тамара, которую он оставил подростком в начале войны, встречала его с моей двухнедельной мамой на руках. Под конец войны, в мае, концлагерь, где находился дедушка Митя, освобождали американцы. Они пригнали грузовики и сказали, что это три единственные и последние машины, которые идут на восток. Предупредили, что всех, кто вернется в СССР, непременно репрессируют и сошлют в Сибирь. Но дедушка Митя, не раздумывая, сразу решил уехать. Он рассказывал: «Как сидел на крыше барака, примерно на уровне второго этажа, так и спрыгнул оттуда в грузовик».

Как и предупреждали американцы, на родине всех вернувшихся из плена встретили органы НКВД и начали проводить проверку. Дедушку Митю проверяли полгода, пока не нашлись свидетели из того же лагеря, которые подтвердили, что он действительно вел там подпольную идеологическую работу, вел себя достойно и не изменил Родине. Дедушка Митя вернулся домой с подорванной психикой. Пребывание в плену не могло не отразиться на нем. Вплоть до ХХ съезда дед молчал, был необщителен с соседями и малознакомыми людьми, иногда резок в обращении с близкими. Но бабушка Шура всегда прощала его резкость и защищала перед всеми, жалела и понимала его.

В 1960 году, к 15-летию со Дня Победы дедушку наградили орденом Красного знамени, чему он был очень рад. Он дожил до перестройки. Мама привозила ему газеты с разоблачительными статьями о сталинском времени и репрессиях. Он говорил: «А ведь я все это знал! Я это знал! Но партия не виновата». До последних дней жизни он свято верил в коммунистическую идею и говорил моей маме: «Эх, Наталка, жаль, что ты не коммунист!» Однако иногда мог пошутить и приговаривал:»«Крепка Советская власть», — сказал мужик и утер слезу кулаком».

Любовь Лаврова

***

Знаю только, что мой дядя, подправив документы, почти мальчиком ушел на войну и дошел до Праги. Мой двоюродный дедушка был ранен в одном из боев за освобождение Будапешта. Другие, четверо, остались вечно молодыми солдатами. Никогда в моей семье не говорили о войне, никогда. Погибших вспоминали между собой взрослые, но о войне ни слова. И не было иконостасов, а всего четыре награды — по две на каждого из оставшихся в живых, да еще бабушкин орден. К войне награда эта прямого отношения не имеет, но для меня она дороже всех медалей и орденов на свете: к началу войны у бабушки было пятеро детей, а спустя два года — семеро. Еще два сына стали нашими, поскольку их родителей съела война. Моя бабуля выстояла, выдюжила, смогла сохранить жизнь всем своим детям. В книжечке к ордену «Материнская слава» III степени стоит замечательная дата — 11 мая 1945 года.

Сайера Юсуфи

***

Бабушка была медсестрой где-то в боевых частях, понятно, что познакомилась с огромным количеством военных — в том числе, летчиков. Несколько влюблены были безумно, письма даже после войны писали. Один летал на ИЛе, но упоминать нельзя же было в переписке, где ты и чем занимаешься, так вот он писал бабушке: «Дорогая Роза, мы с Илюшей сейчас там-то, скучаем по тебе и ждем встречи».

А после войны, кстати, ни за одного из летчиков не вышла замуж.

Anna Konoplya

***