Лишь та, в синем халатике…

Справку и выявленные в ходе проверки факты он направил в инспекцию профсоюзов. Позвонил. Попросил проверку провести пооперативнее. Обещали. Подготовил приказ директора о лишении премиальных двух начальников цехов и трех мастеров. Собрал подписи на проекте приказа, согласовал с юристами, председателем профкома, заместителем директора по кадрам и отдал в секретариат на подпись. Провел совещание по подготовке отчетной комсомольской конференции. Надо писать доклад. Запросил справки.

Но в этой привычной обыкновенной текучке никак не выходила из головы картинка. Две девчонки у окна. Заплаканные глаза. Вздрагивающий синий халатик.

Все мероприятия, которые по должности он обязан был организовать, он провел. Оперативка, собрание мастеров в цехе. Проверка, заседание Комитета комсомола, собрание подростков. Проверка инспекции профсоюзов, приказ директора. Выступление на совещании с начальниками цехов…

И все равно уже много дней его не покидало ощущение тщетности этих усилий, ощущение собственного бессилия. Перед чем? Перед жизнью? Но жизнь для того и есть, чтобы загонять ее в рамки правил, чтобы управлять всеми процессами. Для этого и есть комсомол чтобы воспитывать, для этого и сидит здесь он, секретарь комитета комсомола, чтобы жизнь делать такой какой она должна быть. А то, что жизнь не вписывается в эти Постановления? Так это пустяки! Надо лишь поднажать. Поднажать и исправить. Сделать ее такой, как надо. Как надо партии. Как надо стране.

Он решил еще раз сходить в цех. Эти невинные создания надо защищать до конца. Порядок он все равно наведет!

–Ну что, Валентина, какие новости?

Он беседовал с ней в конторе цеха. Деловито щелкали счеты, тарахтели трещалки "Быстрицы". У Валентины был свой стол. Но обычно, чтобы не мешать нормировщикам, они уходили с ней с комсомольскими папками в красный уголок. Сегодня же он заскочил на минутку.

– Как девочки?

Валентина махнула рукой.

– Как комсомолки себя еще не проявили. Хотя на учет встали. Взносы вот заплатили. Но уж очень неактивны. Даже на политзанятия не ходят. Уже по три пропуска.

– Что делать будешь?

– Мы их, наверное, на бюро будем обсуждать. Вчера на обед раньше ушли. А Меркова у нас не комсомолка. Про нее не знаю. Как с ней работать, когда она не комсомолка?

– Работай, работай, принимай в комсомол.

Мастера Люпина пришлось поискать. Нашел в заготовочном отделении. Помогал пильщику уложить заготовки. Вытерев паклей, грязные замасленные руки и узнав зачем пришел секретарь, бросил коротко:

– Пошли.

Пока шли до комнаты мастеров он посвятил секретаря в свои трудности.

– Ты думаешь, у меня своих производственных проблем нет? Сейчас вот срочно заготовку искал. Детали надо. Срочно. Соседний цех из-за них стоит. Да вообще с этим производством нового изделия морока одна. То некачественный материал снабженцы привезут, без сертификата, то станок, произведение наших опять-таки конструкторов из СКТБ снова не идет, пока инженеров – разработчиков вызовешь, пока придут. Смена женская, заболел кто—то уже проблема. А дети у многих маленькие, болеют часто. Проблема, кого ставить? Брак идет. Инструмента вот не хватает. Бежать надо в инструментальный заказывать. Наряды со вчерашнего дня лежат незакрытые, а конец месяца, конторские уже торопят. Без зарплаты рабочих не оставишь! Да мало ли что еще…

– Ворчал он, поднимаясь по лестнице и неся под мышкой тяжелый ящик с инструментом.

В комнате мастеров то и дело хлопает дверь, звонит телефон, кто—то кого-то ищет, кому—то срочно зайти к начальнику. Стеклянные стены не защищали от шума станков. На разобранном станке слесарь кувалдой выбивал вал. От резких звуков позванивали стекла.

–Ну, давай, что у тебя? Времени нет.

–Меркова? Да работает у меня такая. Ну что сказать? Не ахти, какой работник. У меня ведь всегда в смене были подростки и раньше. Вот про них ничего плохого не скажу. Другое отношение к труду было. А вот эта… Все требует чего-то… Даже не знаю… Беседовал, конечно, много раз. Да толку… Слушай, секретарь, я так скажу тебе, не любит она работать. Правила техники безопасности нарушает часто. Да, что там говорить, постоянно нарушает. Очки не одевает. А случись что с ней? Опять мастер отвечай? Мастера под суд? Подойдешь, скажешь. Оденет. Потом смотришь—опять без очков! Или вот сейчас есть у нас станок, немного грязноватый, правда, испачкаться там можно. Масло как-то не так разбрызгивается. Ничего слесаря – наладчики сделать не могут. Но вот бывает, все рабочие на срочных деталях, некому на этом      станке работать. Попрошу: "Таня, поработай! "А она: "Не буду!". И все. Ну что с ней сделаешь?

–Понимаю, что надо. Ты, секретарь мне лапшу на уши не вешай. Пленум! Брежнев!

Но посмотрев в стеклянные глаза секретаря комитета комсомола, безнадежно махнул рукой:

–Э—э … Ну, ладно… Воспитание – дело хорошее.

И вздохнул:

– Будем воспитывать…

Другого мастера, Шецова, секретарь поймал на лестнице. Тот тащил тяжелый ящик с деталями. Остановился. Вытер пот. Отдышался.