Лисья тень

— Простите нас, господин монах! — вскричал он и протянул призраку то, что принес с собой, — полную миску риса. — Мы подло поступили, заставив вас так страдать. Мы больше не позволим ни одному путешественнику голодать, как вы. Прошу… — Стоя на коленях в грязи, он вскинул руки с миской еще выше. — Примите этот дар в знак того, что мы очень сожалеем о случившемся. Если этого будет достаточно, я готов отдать свою жизнь ради спасения моей деревни. Превратите меня в гаки, утащите в Дзигоку — я на все согласен. Делайте со мной что угодно, но только оставьте деревню в покое.

С колотящимся сердцем я посмотрела на монаха. Тот ошеломленно глядел на главу деревни. Позади нас гаки с воплями и стонами набрасывались на Тацуми, а стрелы Окамэ со свистом убивали одного за другим. Однако и монах, и глава деревни, казалось, позабыли об этой битве.

Монах неожиданно улыбнулся, и скупая серебристая слеза скатилась у него по щеке, упала на землю и развеялась белым дымом.

— Только это мне и было нужно, — прошептал он. — Одна-единственная миска риса. Одно-единственное проявление доброты. Но даже перед лицом жестокости я не должен был так отдаваться гневу. Проклятие стало наказанием и для меня. — Его лицо приобрело мирное выражение, и он поклонился. — По-моему, мы все изрядно настрадались.

Крики гаки затихли. Я оглядела кладбище и увидела, что голодные призраки застыли с потерянным видом. Даже те, кто до этого нападал на Тацуми, остановились, опустили руки вдоль тела, перестали скалиться. На моих глазах они, мерцая, становились все прозрачнее и растворялись в воздухе. Из их тел ввысь поднимались голубовато-белые шары, и вскоре все кладбище засияло призрачным светом. Их демоническая оболочка растворилась, превратилась в дым, быстро рассеявшийся на ветру.

— Arigatou, — прошептал монах, и я обернулась на эти слова. Монах тоже исчезал, его призрачный облик становился все бледнее, но он улыбался. — Спасибо, — вновь прошептал он. — Пусть ты и не могла победить проклятие, твоя храбрость подтолкнула других к действиям. Благослови тебя Ками, и пусть огонь, горящий в твоей душе, никогда не гаснет!

— Мирного пути, господин монах, — проговорила я. — Пусть ваша дорога в другой мир будет короткой и легкой, и пусть Дзинкей освещает ваш путь и не дает споткнуться.

Он поклонился мне и через мгновение превратился в сияющий шар, воспаривший в воздух вслед за остальными. Шары ненадолго зависли у нас над головами, такие яркие, что на них было больно смотреть. А потом они взмыли в небо, казалось, заполнив его без остатка, и стали уменьшаться, пока не превратились в далекие крохотные звезды.

Часть третья

20

Кровавая магия

Госпожа Сатоми вернулась.

И, судя по тому, что увидела Суюки, вовсе не в радостном настроении.

— Бесполезная челядь, — пробормотала она, остановившись посреди маленькой пугающей комнатки. На низком столике мерцала и потрескивала одинокая свеча, в углу стояло высокое зеркало во всю стену, отражая жуткий интерьер комнаты. На стенах темнела застаревшая кровь, пол был заляпан неясными черными пятнами. Госпожа Сатоми стояла посреди этого странного убранства в восхитительном синем кимоно с рисунками журавлей и стрекоз, с безупречной прической, украшенной шпильками из слоновой кости. Женщина была удивительно не к месту, в отличие от предмета, который она держала в руке. На ладони у нее покоилась голова крупной вороны, кровь которой сочилась между пальцев госпожи, капая на подол кимоно. Туловище птицы лежало на столе, рядом с ним, в лужице крови, поблескивал ножик. Суюки не могла смотреть на подергивающийся труп, и ей даже пришлось уйти из комнаты, когда госпожа начала его обезглавливать. Впрочем, способность проходить сквозь стены ощутимо упростила этот побег. Госпожа Сатоми закрыла глаза, сжав полные губы, — казалось, она увидела что-то, что очень ее расстроило. Наконец она шумно выдохнула и открыла глаза.

— Двое камаитати, одна ведьма ветра и гигантский медведь-демон! — прорычала женщина, швырнув отрезанную голову на стол, и та приземлилась рядом с остывающим телом. — Да еще Кадзекира, которая не смогла их убить и забрать свиток! Ее разорвали на куски ее же собственные приближенные, какой позор! — Она покачала головой, сорвала с зеркала лоскут ткани и вытерла кровь с рук. — Вот что значит довериться помощи извне. Как говорится, если хочешь сделать что-то хорошо…

Взяв со стола ножик, она вгляделась в свое отражение в столешнице. Под зачарованным взглядом Суюки женщина поднесла лезвие к внутренней стороне предплечья и оставила на ней короткую царапину. Из ранки проступила кровь, и Сатоми забормотала низким гипнотическим голосом.

Суюки почувствовала, что комнатку наполнила страшная сила, и затряслась от желания поскорее отсюда сбежать. Кровавая полоса на вскинутом предплечье Сатоми вспухла, сгустилась и затвердела. Из ранки показались десятки коротеньких лапок, и из руки госпожи потихоньку выползло длинное тело сороконожки.

Сатоми улыбнулась. Взяв чудовище двумя пальцами, она сняла его с кожи. Сороконожка вертелась и извивалась в воздухе.