Вы когда-нибудь собирали осенние опята? Если нет — напрасно, ибо такой коктейль из азарта и в то же время умиротворения, пожалуй, больше никак не испытать. Если выбрать нужный день, то грибов в лесу больше, чем Вы способны унести при всем желании, а желание возрастает с возрастанием веса наполняемой корзинки. Вот и появляется азарт, который накладывается на поразительное умиротворение, навеваемое тишиной осеннего леса. Это удивительная тишина, какая бывает лишь в ту пору, когда еще не холодно, а лишь слегка прохладно, ровно настолько, чтобы остудить разгоряченную обилием грибов голову, в ту пору, когда опавшие листья еще не размокли от дождей, которые зарядят после бабьего лета, и их хруст под ногами, шум ветра в кронах деревьев, крики птиц — все это странным образом не нарушает тишину, а вплетается в нее…
В такое вот утро я оставил свою старенькую «Самару» на обочине шоссе и углубился в лес. День был ясен той пронзительной ясностью, которая только и бывает в Подмосковье в конце бабьего лета.
Странно: вроде бы других машин на обочине было в это раннее утро еще немного, и в лесу грибники не перекликались, но в то же время было видно, что я в лесу не первый. Полно пней, заросших так, что мха не видно, и все срезано! Обидно, досадно, ну, ладно: видно, что и мне тоже грибов хватит, надо только углубиться в лес. У меня был компас, я слышал шум дороги за спиной, день был ясный — словом, заблудиться я не боялся. Не угодить бы только в болото, но уж как-нибудь отличу его от остального леса. А диких зверей вроде бы уже лет двадцать как грибники распугали.
Я прошел километра полтора. Шум дороги стих, заглушенный подлеском, и только слышно было, как где-то наверху вопит дятел. Вы наверняка слышали этот исполненный прямо-таки социалистического оптимизма клич, короткий и отрывистый, но в то же время звонкий. Кто не знает: это так кричит дятел. Черт его знает, что он при этом имеет в виду. Этот крик меня развеселил, и я сказал беззлобно:
— Ну чего кричишь, дятел?
Не в смысле, что это — дятел, а в смысле, что ну и дятел же он.
— Сам ты дятел! — раздалось с верхушки березы.
Так. Картина Репина "Не ждали". Вроде как с утра я был в своем уме, а слуховыми галлюцинациями я не страдал никогда, только в детстве — обостренным воображением. Так или иначе, лицо у меня, наверное, довольно глупое. Хорошо, что никто не видит…
Сверху раздался смешок.
— Ну и лицо у тебя! Будто подушкой долбанули.
— Кто это говорит?! — воскликнул я со злостью.
— Кто, кто! Я говорю. Дятел. Ну и бестолков же ты, приятель.
Н-да… Щипок себя за руку показал, что я не сплю. Стало быть, ктото надо мной шутит. Дурацкая шутка, кстати. Ну, погоди, я тебя выведу на чистую воду! А для этого сначала приму предложенные правила игры.
— Послушайте, господин дятел, Вы не могли бы спуститься пониже, а то я Вас там за ветками не разгляжу.
Дятел слетел на куст передо мной. Впервые я видел эту птицу так близко не в зоопарке. Странно: хоть я, мягко говоря, не знаток мимики птиц, но он явно был польщен вежливым обращением.
— Итак, спрашиваешь, чего кричу?
А вот это уже за гранью технических возможностей, достижимых посреди неэлектрифицированного леса. Значит, передо мной настоящий говорящий дятел, хоть их и не бывает. НЕ БЫВАЕТ. НЕ БЫВАЕТ!!! Но — вот он, сидит на ветке, кокетливо склонив голову, и ждет ответа на заданный вопрос.
— Да нет, это я так… Хотя, вопрос, конечно, интересный.
— Чего интересного… Тебе ведь тоже иногда хочется крикнуть чтонибудь вроде, например, "Эге-гей." И у тебя спрашивают, чего кричишь, но вопрос-то риторический.
— Ну, знаете, если бы я знал дятловый язык, я бы это понял, конечно…
— Ладно, с кем не бывает. Слушай, я тебя прежде здесь не встречал. Ты, вообще, откуда?
— Из Москвы, а что?
— Из Москвы… Иван Петрович Рюриков, год рождения одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, специалист по защите от несанкционированного доступа в вычислительных сетях?
Ну, вот все и выяснилось. Откуда в Подмосковье быть говорящему дятлу, и к тому же осведомленному о том, кто я какой? Это-таки галлюцинация. Я вчера перетрудился. И то верно, компьютерный вирус попался весьма заковыристый, его безымянный автор заложил в конструкцию несколько довольно красивых ходов. Его бы энергию — да в мирных целях…
— Так. Спокойно. Это пройдет. Домой. Спать.
Я развернулся и зашагал в направлении, где по моим расчетам должна была быть дорога. За спиной раздалось хлопанье крыльев птицы, в существовании которой я усомнился, летевшей, как ни странно, не прочь, а вслед за мной.
— Так это Вы — Иван Петрович Рюриков?
— Да, это я. Чур меня, сгинь! — рявкнул я, не оборачиваясь.
Но вместо того, чтобы сгинуть, в следующий момент дятел долбанул меня клювом в макушку. — II-
Все-таки хорошо, что я пока еще помоложе, чем царь Додон из сказки Пушкина. Он-то от эдакого обращения вообще полетел с катушек долой, а я только отключился.