Читаем Литконкурс Тенета-98 полностью

Пит молча стал сзади. Он смотрел то на колыхание рощи, то на сочетание блеклых цветовых пятен и движущихся отблесков, которые складывали на стекле отражение его жены. Ему вдруг отчаянно захотелось расплакаться. И совершить что нибудь глупое, далекое, детское. Забраться под диван, в теплую домашнюю пыль и свернуться там калачиком и лежать там, пока кто нибудь не выманит его наружу игрушкой или какой нибудь вкуснятиной.

" Она хочет тоже самое" прошептал внезапно голос, который он не слышал уже давно, с тех самых пор, как научался превращаться в черепаху при первых признаках неприятностей. " Она тоже хочет, что бы кто нибудь вытащил ее из под дивана…"

…Ветви еще раз безуспешно царапнули небо и вернулись удрученно на место…

Он наклонился к ее плечу так, чтобы забраться носом в мягкую прядь, что выбивалась у нее из-за уха и коснуться губами мочки.

Анн вздрогнула.

— Прости — чуть слышно, лишь дыханием, шепнул он. — Прости меня, пожалуйста. Я понимаю что ты волнуешься. Но…но я ведь волнуюсь тоже, поверь…Прости

Анн чуть наклонила голову, будто прислушиваясь.

— Прости…Я даже не знаю что сказать…скажу наверняка какую нибудь глупость…но…хочешь, я приготовлю глинтвейн?

— Глинтвейн — повторила, как эхо Анн. Он ждал ее слов, как будто сейчас решалась его судьба. — Ты умеешь готовить глинтвейн?

— А ты что, не знала? Господи боже, никто не знает моих талантов!

Он мягко обнял ее за плечи и повел обратно к креслу.

— …Глинтвейн — это мой божий дар. В студенческие годы вокруг меня собирались толпы страждущих с кружками, готовых умереть за каплю этого напитка. Я готовлю его исключительно на основе муската — красного, полусухого, именно такого, как ни странно, что живет у нас в холодильнике. Первым делом надо его подогреть, довести чуть ли не до кипения, чтобы вино загустело. Потом пряности — немного корицы, немного гвоздики, ванили, чуть-чуть лаврового листа, можно даже перца…

Он провозглашал составляющие рецепта и в тоже время носился по кухне, постепенно обрастая баночками, пакетиками и связками листьев. На плите уже стояла кастрюлька с вином и тонкие завитки пара пробивались вверх.

— …Потом прогреваем еще раз и охлаждаем…Или вначале цукаты?…Постой-ка…Нет, бог ты мой, конечно, цукаты во время второго прогрева! Как я мог забыть!

Анн тоже включилась в дело, но Пит доверил ей лишь помешивать варево и изредка пробовать с широкой деревянной ложки.

А потом они пили, обжигаясь, глинтвейн, облизывая ежеминутно сладкие губы, то и дело натыкаясь на уцелевшие, почему то, несмотря на процеживание, кусочки размякшей лимонной корки, терпкие палочки гвоздики или пластинки лавра. Облизывали липкие пальцы и пачкали и без того уже заляпанный стол. Проливали из ковшика на пол…Ветер на улице утих, деревья прекратили бессмысленную гонку за луной и стояли теперь неподвижно, уставясь в освещенное окно.

Глубокой ночью, перешептываясь и похихикивая, они направились в спальню дочери и долго стояли у ее кровати молча.

— Одеяло на месте — прошептал Пит и подмигнул.

— Она улыбается…Честное слово — Анн наклонилась, чтобы поцеловать Дану, но Пит удержал ее. — Испачкаешь, ты вся в моем божественном напитке…Тссс! — прошипел он, видя, что он Анн собирается рассмеяться.

На цыпочках, они выбрались из спальни. У выхода Анн оглянулась.

— Улыбается…Слава Богу, улыбается.

****

— Чудесно!..Чудесно!..Смотрите, какие они красивые!

Жемчужины падали с неба, подскакивали на пружинистых травяных кочках и скатывались ей под ноги. Изредка, когда они попадали во одну ямку и легко стукались друг о друга, раздавался стеклянный звон. Жемчужины красные, жемчужины зеленые, черные и простые, белые, все крупные и идеально круглые, все с томным перламутровым блеском, перекатывающимся по гладким бокам.

Дана захлопала в ладоши от восторга, а потом бросилась их подбирать. Непокорные, жемчужины скользили и уворачивались, выпрыгивали из рук, прятались в корневища травы. Но Дана не обращала внимания на те, что выскальзывали из рук остающихся было достаточно много и, кроме того, сверху постоянно сыпались новые, такие же прекрасные, всех оттенков и размеров.

— Брось! — шипел где то рядом Провожатый. — Брось немедленно и продолжай петь!..Глупая девчонка, они никуда не денутся!..Продолжай петь!

— Лю-юди, которые вышли погулять… — затянула Дана, не переставая ловить правой рукой непокорные скользкие шарика, а левой кидать их горстями за пазуху. — Неужели они никогда не верну-у-утся!

Град из жемчужин стал еще более плотным, а потом вдруг погасли колючие жаркие лучи солнца и на Дану накатила серая тень.

— Пой, пой! — визжал в восторге Провожатый. — Он спускается, он спускается!

— Кто? — рассеянно спросила Дана. Потом вдруг поняла…Подняла голову вверх и жемчужины, соскальзывая из ее медленно разжимающейся ладони, полетели обратно, в траву…Тень сгустилась и оформилась, порыв ветра отбросил назад полы ее легкого платья и смял стебли травы трепещущим пятном. Запахло вдруг чем-то чужим и пряным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза