Любимая игрушка Создателя

Заведение было дешевым и не особенно чистым. И с клиентами негусто. То есть никого, что вполне устраивало Андрея. Ему не нужны были свидетели. Толстая, немолодая, сильно накрашенная женщина сипло спросила: «Стрижечка, мытье?» – «Покрасьте меня, – попросил Андрей. – Вот так!» Он ткнул пальцем на фотографию томного блондина на стене. «Потом постричь, как этого!» Он ткнул в другую фотографию.

…Женщина споро управлялась с ножницами, отступала на шаг, чтобы оценить работу, тыкалась бюстом ему в лопатки, рассматривала его в зеркало, склоняя голову то к одному, то к другому плечу. Ему казалось, она исполняет ритуальный танец. Наконец она сказала: «Все! Нравится?» Смела кисточкой волосы с его плеч, сдернула покрывало. Стала складывать инструменты. Из зеркала на Андрея смотрел незнакомый парень, спортивного вида бодрячок, который очень мало напоминал прежнего Андрея Калмыкова. Правда, он так же мало напоминал и злополучного Андрея Овсиенко…

– Нравится! – ответил он искренне, проведя ладонью по макушке, и рассмеялся. – Спасибо!

– На здоровье, – ответила она рассеянно, думая уже о своем.

– Послушайте… – начал Андрей нерешительно. Она удивленно вскинула выщипанные брови. – Вам нельзя курить, иначе вы умрете… через два года.

Она, казалось, не удивилась. Сказала:

– Не могу бросить, тридцать лет курю… А ты что, доктор?

Он протянул ей руку, она, поколебавшись, протянула свою в ответ. Андрей закрыл глаза. Рука ее была тяжелой и горячей. Он чувствовал биение ее сердца. В крошечном зальце парикмахерской стояла тишина…

…Он ушел, звякнул дверной колокольчика. Женщина подошла к окну и смотрела вслед, пока он не скрылся в толпе. Она вдруг с удивлением поняла, что у нее не болят ноги. И курить ей совсем не хочется. Она выскочила из парикмахерской, пробежала, задыхаясь, несколько шагов, пытаясь рассмотреть в толпе странного парня, чье лицо она не запомнила, хотя слепила его своими руками…

А странный парень отправился прямиком на вокзал и купил билет… подальше. Ему было все равно куда ехать. Мир лежал перед ним, как географическая карта. Ткни пальцем – и отправляйся. Чтобы не выделяться, а также экономии ради, он купил билет в плацкартный вагон.

Сошел он с поезда в небольшом городке – понравилось чистенькое здание вокзала, похожее на терем из сказки. Он вспомнил другой терем, тот, где жили музыканты. И подумал, что это знак. Он не был суеверным, но в знаки верил. Как дорожные указатели, они были натыканы везде. Другое дело, были ли они истинны и указывали правильный путь или вели в тупик и верить им не стоило – это каждый пусть решает для себя сам. За знаки отвечают разные силы – добрые и злые…

…В городе был праздник цветов. Город был тот самый, с теремом, и Андрей попал туда совершенно случайно. Течением вынесло. Он даже глазам своим не поверил, увидев знакомое название на кирпичном двухэтажном здании вокзала. Вокзал был выкрашен в розовый цвет, но смотрелся не весело, как можно было бы ожидать, а диковато.

Увядающая зелень пахла пряно и печально. Андрей бродил по парку, где проходил праздник, вместе с бесконечной шуршащей толпой, останавливался, удивленный, перед неправдоподобными гигантскими тыквами и кабачками, трогал недоверчиво громадные астры и георгины несуществующих в природе расцветок, вступал в разговоры с хозяевами. Выслушивал пространные объяснения, даваемые в охотку, и задавал встречные вопросы. Присутствие множества людей заряжало его энергией.

Один павильончик привлек его внимание ярко-оливковой жизнерадостной расцветкой – другие были в основном темно-зеленые. Потом он заметил куст помидора в красивой керамической вазе, усыпанный крошечными красными плодами, и остановился, удивленный – он никогда не видел таких маленьких помидоров. И только после этого он заметил загорелую девушку в джинсах и голубой майке с короткими рукавами – хозяйку павильона. Она пила молоко из бутылки, на верхней губе ее осталась белая полоска. Он остановился, делая вид, что рассматривает куст, а сам украдкой разглядывал девушку. Она не была красивой, ей было далеко до Дивы. Он не сомневался, что цветы в павильоне – розы черного и персикового цвета, багрово-черные георгины, еще какие-то вроде махровых не то колокольчиков, не то тюльпанов – она вырастила своими руками.

Выгоревшие на солнце недлинные волосы, небрежно заколотые голубой пластмассовой заколкой с мелкими блестящими камешками, серые глаза в коричневую крапинку, крупный рот. В ней было… была… Сначала он затруднился определить то, что чувствовал, словом. Не было слова! «Подлинность», – внезапно осенило его. Подлинность! История всей жизни была написана на ее лице. Он понял, что живет она одна. Что ей не хватает смелости и живости. Что ей удобнее с растениями, чем с людьми. Что она не красится, что тоже было удивительно. Румянец ее был естественен, загорелые руки говорили, что она много времени проводит на свежем воздухе… «Выращивает маленькие помидоры на ферме маленьких помидоров, – с усмешкой подумал он. Крошечные плоды поразили его воображение. – Помидорная фермерша».