Андрей ушел через три дня. Тайком, не попрощавшись, не хватило мужества. Как нашкодивший кот. Смятенный, с нечистой совестью. Он старался не думать, как она проснется, а его и след простыл. Она позовет его, выйдет за калитку, растерянная. Будет ждать. И наконец поймет, что он не вернется. Он словно чувствовал ее боль…
Я должен уйти, твердил он себе, корчась от стыда. Я беглец. Я не могу остаться. И впервые он спросил себя – почему он бежит? Что гонит его? Страх?
Нет для него райского сада. Никто не ждет беглецов в райском саду. Райский сад не для них…
Он забрел в какую-то забегаловку по соседству с вокзалом, оттягивая момент отъезда. Шалман был нечист, полон мух и невзыскательной публики. Длинный тощий пьяноватый мужик, завывая, читал стихи, дирижируя рукой с зажатой в ней кружкой пива. Пиво выплескивалось на зеленый пластмассовый стол, образуя тошнотворные лужицы.
«
Его никто не слушал. Да он и не нуждался в слушателях. Он читал для себя. Андрей с кружкой гадкого пива подошел к его столику. Стал рядом, кивнул. Мужик не заметил.
«
Чтец уронил голову на грудь и заплакал. Стихи, как ни странно, не казались неуместными в нечистом месте, сочетания места и смысла были наполнены некоей философией – вот, казалось, упал человек на дно, а все ж есть надежда, раз помнит такие слова…
Высморкавшись в нечистый носовой платок и промокнув им же глаза, человек наконец заметил, что не один. Взглянул на Андрея, вскинув подбородок. Тот снова кивнул, поднял кружку. Они чокнулись. Андрей пригубил, человек выпил до дна. Утерся давешним носовым платком и представился гордо, выкатив грудь:
– Данило Галицкий! Артист областной филармонии! Заслуженный, но не титулованный!
– Карл Мессир, – брякнул Андрей неожиданно для себя. Манеры нового знакомого выпадали из стиля обстановки и напрашивались на ответную шутку. – Экстрасенс.
– Еврей? – спросил артист к удивлению Андрея.
– Разве «Карл» еврейское имя? – спросил он, чувствуя себя по-идиотски от своей шутки. Он не думал, что тот воспримет ее серьезно. Но артист жил в пестро-условном мире театра, где все проходит.
– Все экстрасенсы евреи, – заявил артист назидательно. – Вольф Мессинг, потом этот… – Он пощелкал пальцами в воздухе. – Копперфилд! Давид. А взять опять-таки Карла Маркса…
– Разве он был экстрасенсом? – удивился Андрей.
– Нет, он был еврей по имени Карл, – пояснил снисходительно артист. – А что ты можешь? – спросил он, непринужденно переходя на «ты». – Мысли читаешь? Лечишь от геморроя? Сглаз снимаешь? И любовь, конечно. Все вы шарлатаны! Благо дураков на свете много.
– Сглаз не могу, – признался Андрей. – И геморрой не могу. А вот это… – Он нахмурился, сделал страшные глаза, уставился на свою кружку с пивом, вцепился пальцами в край стола. Артист смотрел внимательно, ожидал, что будет. Даже рот приоткрыл. Похоже, шутки снова не получилось – у Данилы была напряженка с чувством юмора, понял Андрей. Кружка вдруг дернулась раз-другой и медленно, рывками поползла по грязному столу.
– Ну ты… даешь! – Пораженный Данило Галицкий замысловато выругался. – Неужели… телекинез? Я читал в детстве. На самом деле или… фокус?
Андрей растерянно пожал плечами.
– Класс! Много зашибаешь? – Артист оценивающе смотрел на Андрея.
Андрей снова пожал плечами, не зная, что сказать.
– А чего… при правильной постановке дела… – вел дальше Данило. – С опытным… менеджером… – Он задумался. Потом встрепенулся и предложил: – Давай еще по пивку. Я угощаю!
Глава 5
Александра Вторая
Акушерка, здоровенная бабища, переодевалась в маленькой комнате. Юлий слонялся по квартире как неприкаянный. Неумытый, в халате, с неприбранными длинными патлами. Грыз ногти. Марго страдала в спальне. Юлий поминутно подходил к двери, проверить, как она. Она лежала на широкой кровати, громадная, как тюлень. Рассыпались по подушке смоляные волосы, запеклись искусанные темно-красные губы. Она смотрела на Юлия черными терновыми глазами в темных полукружьях и делала отстраняющий жест рукой – уходи.