Юлий не послушался. Вошел и просидел с Марго до самого вечера. Он видел, как она напугана. «Все будет хорошо, – повторял он как заведенный, догрызая ноготь на мизинце. – Все рожают. Не бойся!» Она кивала ему, пытаясь улыбнуться. Ей было страшно, но боялась она не родов. Марго боялась возмездия.
Схватки начались только через день под вечер. Юлий, пропахший валерьянкой, сидел в гостиной на диване. Сцепив руки, прислушиваясь к крикам из спальни. Марго вопила на весь дом. Юлию было слышно утешительное бормотание акушерки, лязг металла, звук льющейся в таз воды. «Хотите поприсутствовать, папаша? – спросила акушерка, высунувшись из спальни. Уже скоро!» Юлий только судорожно помотал головой.
…Кажется, он задремал. Растолкала его бесцеремонной ногой акушерка – руки ее были заняты продолговатым свертком. «Дочка! – объявила она торжественно. – Можете подержать, папаша!» Она сунула ему в руки теплый тяжелый сверток. Юлий оторопело уставился на крохотное сине-багровое личико, раскрытый бледный ротик, из которого не вылетало ни звука. Подпухшие веки, сизые слепые глаза, кнопка носа – ребенок напоминал марсианина из мультяшек. Он перевел глаза на акушерку. «Здоровая, хорошая девочка, – сказала та. – И мамаша в порядке. Спит». Девочка закряхтела, сморщила личико. Юлию показалось, она взглянула на него осмысленно. И в ту же минуту его захлестнула такая жалость к этому существу, что он всхлипнул.
«Ну-ну, папаша! – Акушерка ободряюще похлопала его по плечу. – Первый ребенок?» Юлий кивнул. «А имя придумали уже?» Юлий снова кивнул. Говорить он не мог – боль перехватила горло, и Юлий разрыдался. Девочка сморщилась и тоже заплакала. Утробные звуки его рыданий смешались с негромким мяуканьем Александры. Акушерка принесла из кухни рюмку с валерьянкой, сунула ему с грубоватой снисходительностью. Юлий с отвращением выпил и закашлялся. Ему было неловко перед этой здоровенной бабой. Он не понимал, что с ним происходит. Как будто громадный плуг ворочался у него внутри, выворачивая внутренности и ломая кости…
…Марго отказывалась вставать. Она лежала, отвернувшись к стенке. Акушерка отбыла, пообещав прислать няню. Прощаясь, она многозначительно постучала себя пальцем по лбу и сказала:
– Не волнуйтесь, папаша, так бывает. Особенно когда женщина в возрасте. Голова не выдерживает. Все надо делать вовремя. Все образуется…
Она упорно называла его «папашей», что сначала возмущало Юлия, а потом стало привычным.
…Няня оказалась приветливой говорливой женщиной лет сорока. У Юлия, с опасением ожидавшего двойника акушерки, отлегло от сердца. «Ах ты ж моя маленькая, – запела няня, доставая проснувшуюся Александру из кроватки. – Ах ты ж моя хорошенькая! А где же это наша мамочка?»
«Наша мамочка» была в спальне. Если няня и удивилась странным отношениям родителей, то виду не подала, и Юлий был благодарен ей за это. Марго покормила девочку. Малышка, полузакрыв глаза, сосала, Марго жадно смотрела на дочку. Юлий сидел на краю кровати, не сводя взгляда с них обеих. Няня деликатно удалилась. Оба молчали. Юлий вдруг протянул руку и погладил Марго по голове. Ему показалось, она сейчас разрыдается. Самое время было поговорить начистоту, но они не знали, как. И момент был упущен…
…Юлий испытывал восторженную радость, купая дочку. Он держал Александру в здоровенных ручищах, няня сторожила рядом, подсказывая, что нужно делать. Хотя он и сам все знал после двух-трех недель. Ему казалось, Александра распускается в теплой воде как цветок. Гримаска, похожая на улыбку, скользила по ее лицу. Она была уже не багрово-красной, а бело-розовой, как клубничное мороженое. Торчал мокрый черный хохолок, сжимались и разжимались крошечные пальчики на руках. На каждом, к изумлению Юлия, был крошечный ноготок. После купания ноготки нужно было состричь – процедура, которая доверялась лишь няне. То, что Юлий испытывал, глядя на дочку, было несравнимо ни с чем – ни с удачными банковскими операциями, ни с крупным выигрышем в казино, ни с сексом.
Пока Юлий с дочкой гулял в парке, няня бегала по магазинам, закупала провизию. По уговору, она переселилась к Юлию, заняв маленькую комнату. И готовила нехитрую еду на всех.