Любовь

Дело в том, что раньше, когда из окон кто-то выпадал, под окнами обыкновенно что-то находили. Например, выпавшего. Со сломанной, например, рукой. Как в случае Антона. Или вот, когда у сварливой пожилой Риммы Аркадьевны из двадцать шестой квартиры выпал пекинес — прямо с окошка на забор, — под домом нашли два его крохотных глаза. У пекинесов, говорят, случается подобная болезнь. Но сейчас, когда из окна выпали Витя и Аня, все было иначе. Вроде бы ничего не изменилось: под окнами лежал асфальт, как и всегда, над окнами летало небо. Но обитатели дома на Лесной — каждый его житель: мыши и консьержка, автослесарь Толя, живший на третьем этаже, и Нина — отличница с шестого, добрый толстый булочник Антон, пекинес сварливой Риммы Аркадьевны из двадцать шестой квартиры, да и сама Римма Аркадьевна из двадцать шестой квартиры — короче говоря, абсолютно все, кто жил в многоквартирном доме на Лесной, знали, что что-то в этот день случилось. Что-то совершенно невероятное, чего и не бывает на самом деле. Только в сказках. Когда из окошка выпал и исчез. Навсегда и насовсем. Как будто вовсе не было. Но почему-то, хотя Витю и Аню все любили, в тот день никому не было грустно. Никто ничего не понимал, все всему очень удивлялись, и всем страшно хотелось улыбаться.

На самом деле все объяснялось очень просто. У Вити и Ани был секрет. Самый большой на свете. Об этом секрете, кроме них, не знала ни одна живая душа — о нем никто даже не догадывался. Дело в том, что Витя и Аня любили друг друга. Любили давно и очень сильно. И ужасно этого стеснялись. Настолько, что стоило им столкнуться друг с другом на лестничной площадке или, например, в школе, как они тут же краснели: становились пунцовыми, как помидоры — или как торт «Москва», который пек булочник Антон, — и убегали друг от друга. Вприпрыжку.

А тут Ане исполнилось девять. Не то чтобы вдруг, но все же неожиданно. Она позвала на день рождения всех своих друзей и подружек — в квартиру набилось так много ребят, что вскоре стало нечем дышать. Открыли окно. А под окном, на скамейке, сидел Витя. И грустил. А как не грустить? Ведь он же любит Аню, а Аня о нем даже не подумала, она же его не любит, чего бы ей о нем подумать. Она его совсем не замечает. Ей нравятся другие мальчики — сильные, смелые, как, например, Саша из пятьдесят шестой, вот он — да, он смелый, сильный… У него татуировка. С драконом. Переводная. Он всем девочкам нравится. А я — не нравлюсь. Я вообще никому не нравлюсь. Потому что я — слабый. И трус.

Аня выглянула из окна, посмотрела на Витю — насупленного и хмурого — и подумала, что ничего бы сейчас не хотела так сильно, как только подсесть к нему на эту его скамейку. И краснеть. Рядышком. Вдвоем. Как два помидора. Или как два торта «Москва». И так ей захотелось, чтобы вместе, чтобы друг с дружкой — то есть нераздельно, — так ей стало невмоготу со всеми этими совсем ненужными ребятами, что она крикнула:

— Витя!

— Чего тебе?

— Хочешь торт?

— Не хочу.

— Шоколадный!

— Не люблю шоколад.

— Ну… Есть лимонад!

— Шоколадный?

— Дурак!

И Витя пришел к Ане, и Аня налила ему лимонада, и они вместе пили лимонад, и когда пили, случайно коснулись друг друга — и стали пунцовые — и в мыслях у них все перемешалось — и все вокруг перемешалось, и так стало счастливо, и так страшно, как никогда никому не было ни до, ни после, и никогда, наверное, не будет. А потом они пошли к другим ребятам — и такими лишними показались Вите и Ане все эти ребята, такими чужими, как будто бы они с другой планеты. Словно Витя и Аня — с Земли, а эти ребята с Юпитера. Или с Сатурна. Играют в космические кольца. А ребята шумели и гремели и совсем не понимали, что это совсем не то, что нужно; что то, что нужно, — оставить их вдвоем. И тогда Вите пришла в голову такая хорошая идея, которая ввек никому бы не пришла, — и такая же идея в ту же самую минуту пришла в голову Ане. А заключалась она в том, чтобы прыгнуть в окно и улететь. Может, не на Сатурн, и даже необязательно долетать до станции метро «Марьина Роща» — достаточно просто сделать несколько кругов вокруг Екатерининского парка и, может, пролететь над киоском с мороженым, чтобы на секунду спуститься с небес на землю и купить пару эскимо. «Но я не люблю эскимо!» — подумала Аня. «А я тоже не люблю эскимо!» — сообразил Витя. «А я люблю “Лакомку”!» — подумала Аня. «И я тоже люблю “Лакомку”!» — решил Витя. Они подошли к окну, пока остальные дети играли в космические кольца, — и прыгнули.

Это увидела девочка Нина — очень хорошая и очень маленькая девочка. Она была дочкой автослесаря Анатолия, и ей нравился Витя. Она крикнула:

— Выпал!

— Кто?

— Витя!

— Какой Витя?

— Наш Витя!

— Как Витя? Так Витя! А где Аня? Какая Аня? Наша Аня! Не знаю никакой Ани! Она с Витей была! Не была!

— Выпали! Вместе выпали! Вдвоем! Друг с другом! Вместе!

И начался переполох. И все стали ужасно много думать. Например, консьержка — совсем еще не старая дама с хитрыми светлыми глазами — подумала так: