Любовь

Булочник Антон сидел на стуле посередине кухни и ни о чем не думал. Было очень тихо. Он прислушался. Дом спал. «Ерунда все это про особенный день, — вдруг осенило булочника, — нет никаких особенных дней. Это старый грязный дом, который все время спит, каждый день, безо всяких исключений. Здесь живут старые люди. Или стареющие. Витя с Аней?.. Да, но Витя с Аней улетели. Саша? Но Саша совсем не ребенок, он злой-злой человек». Булочник почувствовал, что замерзает. Он так и не переоделся, сидел в пижаме, пыльных ботинках. «Чтобы стало теплее, нужно прикрыть окна, — протекла в голове Антона ленивая мысль. — Но для этого нужно вставать, поднимать руки… Зачем? Зачем я каждый год готовил торт?» И булочник Антон впервые подумал о такой удивительной вещи, о которой раньше ни за что бы не догадался. Ему не нравится торт «Москва». Он сладкий, приторный и жирный. В нем слишком много всего. Ему не нравится его готовить. А потом его мысли словно прорвали какую-то мысленную плотину и заструились с немыслимой скоростью одна за другой: «Мне не нравится печь торты! И десерты. Мне вообще не нравится готовить. Или нравится? Мне, наверное, все равно?.. А что тогда важно? Зачем вообще я каждый день встаю с кровати и здороваюсь, готовлю, зачем меня знают все в доме, зачем я одеваюсь, почему все это именно так? Я мог бы быть Владимиром или Отелло, мог бы подстригать газоны. Мог бы делать кучу разных вещей, мог бы стать бегуном или космонавтом, а стал… Кем? Кем я стал? Я булочник? Но я работаю в плохой кондитерской и готовлю одинаковые пирожные. Я кондитер? Но вот же — торт “Москва”, кому он нужен? А я? Я кому нужен?» Булочник Антон огляделся — и вся тесная, захламленная квартирка показалась ему чужой. По углам грязь, обои отходят от стен и струятся пятнами, места мало, душно, скучно… «Это не я, — подумал Антон, — это кто-то другой здесь живет, ест эту еду, готовит торты… Это не могу быть я!» Он вскочил со стула. Не могло этого быть, не могло этого быть взаправду. Это, наверное, сон. Он побежал в спальню. Кровать осталась незаправленной, телевизор был таким старым, что погромыхивал даже в выключенном состоянии. «Это не моя жизнь! Не я здесь сплю и смотрю этот телевизор, это все чужое! У этого человека нет друзей, любимых, милых, он живет один и смотрит по ночам на провисший потолок. Это не я!» Он выбежал на балкон, балкон прогнулся под тяжестью Антона. Напротив росла большая липа, одна ее ветка дотягивалась до самого Антонова балкона. Антон сорвал листок с ветки — но листок так изогнулся, словно смеялся над булочником, — и он кинул его под ноги, растоптал. Не существовало большей чуши, чем жизнь булочника Антона. Он ударил ногой по железной загогулине, давным-давно бывшей велосипедом, и весь затрясся. Он когда-то катался на этом велосипеде. Он жил не здесь, а далеко отсюда и мечтал стать шеф-поваром в дорогом ресторане. Он ездил в Париж вместе с Отто (как давно Антон об этом не вспоминал!) и учился там в самых дорогих ресторанах. Его хвалили в кафе, которое есть в гиде «Мишлен». А что сейчас? Где он находится? Зачем? Антон впервые в жизни почувствовал злость. Кулаки его сжимались и разжимались сами по себе, вне воли Антона, его охватило страстное желание что-нибудь сломать. Он зашел в спальню, вырвал телевизор из розетки и грохнул об пол. Зашел на кухню, схватил рюмки, подаренные какими-то старыми друзьями, все разом разбил. Но чувство никуда не делось. Булочник стоял на месте и качался из стороны в сторону, не зная, что предпринять. А потом словно кто-то нажал на кнопку в голове Антона; он мгновенно обмяк, почувствовав тяжесть собственного тела, упал на стул и заплакал.

Многоквартирный дом на Лесной улице спал. В дверь никто не постучался, и булочник, закрыв лицо руками, тоже не издавал ни звука.

Сколько прошло времени — этого булочник Антон не знал. Наверное, порядочно, потому что день за окном уже заметно посерел. Он встал со стула, прибрался. Почувствовал, что голоден. «Надо поесть», — решил булочник. Он открыл холодильник, достал оттуда кастрюлю с супом и заметил за ней рыжую баночку. Отложил кастрюлю на стол, вернулся к холодильнику — да, так и есть, вареная сгущенка. Антон минуту стоял перед этой баночкой и думал. Вернее, не думал — думать сил у него не осталось — просто стоял. И тут же вспомнил, что гостей-то он уже позвал и придут они, судя по тому, что день за окном уже заметно посерел, часа через четыре. «Надо приготовить, — решил Антон. — В последний раз». Все ингредиенты были выставлены на столе, и только баночка сгущенки от лица какой-то неправдоподобно улыбчивой коровы подмигивала Антону из ледяного жерла холодильника. Холодильник запищал, Антон достал банку сгущенки и принялся готовить. Он не испытывал ни малейшего чувства, а только старался закончить эту гадость поскорее.

— Ох, как вы подурнели, Исаак! Вы слишком много едите.

— Благодарю вас, Римма Аркадьевна.

— Как ваши исследования?

— Весьма успешно, благодарю вас!.. Мария Александровна.

— Исаак.