Любовь без поцелуев (СИ)

Я обнял его осторожно, пусть не думает, что я такой урод. Как же он пахнет – вот тут, между плечом и шеей…

– Стас, Стас, ну, тише…

– Ну, чего ты, не дёргайся...

В порнухе с себя актёры одежду красиво снимают, а мы путались, я забыл расстегнуть пуговицу и она оторвалась, он в джинсах застрял и чуть не грохнулся. И всё равно у меня колотилось сердце, когда он встал передо мной, совсем голый и даже без носков, я завёлся даже не от его вида, а от мысли, что сейчас, наконец-то, я позволю себе это. Трахну Макса. Даже самому себе это сказать как-то странно и возбуждающе – я трахну Макса. Моего красивого, сильного Макса. А он согласен. Он тоже хочет.

– Чёрт, знал бы – подготовился, – Макс шептал мне куда-то в подмышку, прижимаясь всем телом.

– Чего, как? В смысле?!

– Ну, ты, блин, ты мозгами думай, – Макс целовал меня, закрыв глаза, – это же не так просто… Ну, то есть… Вот чёрт, ну, Стас, ну, я же снизу редко, а ты и правда?... Ахха, тебе меня растянуть надо, а то мне больно будет, очень.

– Ты говори, как, – я тоже целовал его – лицо, волосы, шею, мы стояли на холодном полу, свет настольной рампы с тумбочки светил криво, занавеску на окне колыхал сквозняк и Макс ёжился, прижимаясь ко мне, – ты говори, как, что, я всё сделаю…

– Где-то здесь, погоди, так… – Макс порылся в боковом кармане и достал несколько пачек презиков – синих с одной стороны и серебряных с другой, и какую-то мазь, явно лечебную – белый тюбик с зелёной полоской.

– И нахрена? – я смотрел на всё это богатство, не соображая, что делать. Насколько я знаю, пацаны друг друга без резинок всегда пялили, ну, кроме Леночки, от него хуй знает, какую заразу можно подхватить африканскую, девок в зад – тоже.

– Ну, ты дикий… Иди сюда, – Макс сел на кровать, с которой скинул покрывало, и смотрел снизу вверх, и снова глаза у него были ярко-зелёными и он вздрагивал всё время, дёргал плечом. Я тоже вздрагивал – внутри и сглатывал слюну всё время, и я хотел, и тормозил по- страшному, никогда со мной такого не было.

– Стас, ты должен меня растянуть. Пальцами.

– Нахуя?

– Иначе больно будет и мне, и тебе. А ты, блядь, думал? Я не баба, я по-другому устроен.

– Но как же, блядь, пальцами? – не, ну, это как-то…

– Ну, резинку натяни, сначала на один палец, потом на два, чтоб легко шло, – Макс лёг на кровать и уткнулся лицом в подушку. Спина и руки у него мурашками покрылись, я погладил, чтобы согреть, спину – ровную, сильную, поясницу, ягодицы. Тоже красивые, не отвислые, как у толстых пацанов, не тощие, а такие, что приятно прямо руку положить. Он снова вздрогнул.

– Ну, тихо-тихо, сейчас я всё сделаю, а ты говори, если что.

Презик был каким-то влажным внутри и снаружи, уже скользким. На пальце он смотрелся по-идиотски, мазью я измазал себе все руки.

– Вот, вот, ну!

Макс вздрагивал, когда я вталкивал палец внутрь. Мне хотелось вставить его сразу весь, а лучше сразу вставить без резинки, на живую, вот так – прямо трясло, как хотелось. Но нельзя, нельзя, ему больно будет…

– Не так резко, тихо, помедленней, вот… Вот…

Два пальца вошли хуже, хотя в порнухе всегда, как в масло. Иногда Макс снова вздрагивал и сжимался, это было сильно, я водил пальцами и представлял, как он сейчас сожмёт меня, как же это будет классно.

– Всё, давай… Только не так, погоди, неудобно…

Я бросил одеяло на пол, Макс встал на него коленями, на меня он не смотрел. Я чувствовал, как он дышит, – часто-часто.

– Мааакс… – прижался к нему, к его дёргающейся спине, к мурашкам, губами к стриженому затылку, рукой провёл по груди, по животу. У него не стоял уже толком. – Ты точно хочешь?

– Давай. Давай, нормально всё! Только не резко, Стас, пожалуйста!

Как же можно не резко… Как же можно не рвануть его на себя, не войти одним движением, чтобы почувствовать, какой он внутри горячий и узкий. Макс, Максик…

– Да? Да? – я прижимал его к себе, вдавливал в себя, а он упирался руками в кровать и шумно выдыхал, когда я двигался. – Да, хорошо? Ох, Макс… Максик, да?

Да, это был непередаваемый кайф, чувствовать себя в его теле, никогда такого не было даже близко – с другими. Он сжимался и отпускал, и хотелось двигаться быстрее, быстрее, ещё и ещё. Ох, как же классно, как охуенно...

– Ох, Макс, ёб твою мать! – я вжался изо всех сил, чувствуя, как меня накрывает – резко, почти больно, такой кайф, что перед глазами всё потемнело, лишь пятна какие-то плавали, и я только чувствовал, как Макс откинулся на меня, его тепло, его запах, слышал его дыхание.

– Презик выкинь в окно, – сказал он через какое-то время, пока мы стояли вот так и не двигались, у меня просто сил не было. Я даже встал с трудом, завязал гондон узлом, открыл окно и швырнул подальше и в сторону, чтоб никто сюда даже не смотрел. В окно летел иней с карниза, таял на коже. Светил фонарь, звёзды, луна, на снег ложились синие тени, деревья казались совсем чёрными, ветки были, как спички горелые. Мне хотелось, чтобы утро никогда не наступало.

– Стас, холодно!

Я закрыл окно.