Любовь без поцелуев (СИ)

Макс поднялся и теперь ложился на кровать, пытаясь устроиться поудобнее, кровать скрипела. Завтра, в это же время, он будет спать на своей кровати, какая она там у него? Огромная, с занавесками и этими – шёлковыми простынями? Или какие они – шикарные кровати?

– Иди сюда.

Я попробовал лечь рядом, блядь, неудобно-то как.

– Макс, а ты? – я гладил его, нащупал его член. Он, похоже, не кончил, да и не стояло у него толком. – А я теперь тебе?

– Давай.

Снова было неудобно, он сел, я встал на колени перед ним, на холодный пол. Мне хотелось, чтобы ему было хорошо со мной, в последний раз.

– Да, Стас, да… – он гладил меня по голове, пальцы у него были прохладными, а я старался проглотить до самого конца, хоть и подводило горло, как будто сейчас стошнит. Но это не от отвращения, это так.

– Ты уйдёшь? – спросил Макс немного спустя, когда отдышался.

– Нет. Сейчас нет.

Мы лежали в темноте, я лампу погасил. Что-то сказать ему хотелось, чтобы он понял. Только смысл говорить что-то? Утро настанет и он уедет, просто уедет, говори не говори, так что и начинать не стоит. Макс тоже молчал, уткнулся в меня и шмыгал носом, так он и не долечился…

И всё-таки вдвоём лежать на узенькой кровати хуёво. Я стащил с соседней матрац и одеяло, без белья. Лёг на матрац, на пол у кровати. Макс лежал на краю. Я смотрел вверх, он вниз. И мы молчали. Он спустил с кровати руку, я гладил её тихонько, грел. Потом он заснул, а я лежал, слушал, как он дышит.

Табло в голове отсчитывало последние часы.

Я лежал, не спал. Всё думал. О том, что случилось. Я его не просто трахнул. Это было так… Как будто вообще никого больше во всём мире не было, никого я так не хотел. Макс, Максик… Лежать бы потом с ним рядом, обнимать, никуда не торопиться, чтоб не скрючившись под тонким одеялом, а нормально. Чтоб утром проснуться и кофе пить, а вокруг – никого. Не бывает ведь так. А чё тут сделаешь, а ничего тут не сделаешь. И как же хорошо с ним было, понятно – ни с кем так не будет.

Потом я задремал, кажется, только слышал, как он вертелся, вздыхал во сне. Проснулся, когда машина продуктовая приехала. Сегодня воскресенье, встают все поздно. За окном темно, зима, всё-таки. А Макс спал, всё пытался забраться под одеяло, он даже не оделся, так уснул. Я вторым одеялом, под которым сам лежал, его прикрыл. Мне-то что, я не мёрзну.

Мне курить хотелось, но я держался, точно решил – брошу, нафиг. И пить брошу. И материться. И английский выучу, куда в наше время без английского?

Окно светлело. Я сидел на полу, смотрел на Макса, как он спит. Вот интересно: он когда днём спит – на уроках или просто, у него всегда рот открывается. А ночью – нет. Зато рот почему-то дёргается, так же, как плечо. Интересно, а ему сны снятся? Наверное, это клёво – видеть сны. Менделеев во сне таблицу увидел, а мне хоть бы хуй приснился. А если на него смотреть – Макс не просыпается. Как и другие, так только я могу.

Я сидел, было тихо-тихо, я смотрел на Макса и ничего, и даже табло из головы исчезло. Просто всё застыло, только я и спящий Макс.

А потом настало утро. И время снова пошло. Кто-то просыпался, кто-то на кого-то орал в коридоре. У ворот сигналили – директор прикатил, это у него тачка такие звуки издаёт. И Макс проснулся.

– О, а ты тут?

– Ага.

– А чего не ушёл? А вдруг заметит кто, а?

– Да похуй как-то, честно.

– Ох, блииин, – Макс потянулся, – ох, ну и ночь…

Он смотрел на меня, а я вдруг подумал, что, всё-таки, наверное, ему больно было со мной. Блядь. Долбоёб я. Надо было ему предложить. Я бы ничего, не сдох, а ему так привычней. Всё-таки я урод!

– Стас! – он улыбался – радостно так и красивый был от этого, аж дышать тяжело. – Я же домой сегодня еду, домой! Господи, неужели, наконец-то!

– Да, – я кивнул. – Наконец-то.

А потом... А потом мне всё казалось, что времени ещё полно. Вот мы только умываемся. Вот мы только пьём кофе. Вот мы сидим и смотрим из окна его комнаты, и, если не оборачиваться, не видно собранных сумок, снятого постельного белья, валяющихся у стены синей рубашки и форменных брюк, которые Макс запустил в стену с радостным воплем «Свобода!». Просто ведь можно не смотреть.

А может, отец за ним не приедет. Может, он задержится. Мало ли, что у бизнесменов случается. Может же быть такое?

– Вон, вон, это он! Это папа!

А потом как-то всё пошло сумбурно. Вот мы бежали вниз и я рассматривал отца Макса – тогда я его не очень рассмотрел, да и не вглядывался. А он на Макса похож, только пониже и волосы не чёрные, а просто тёмные. Он на меня как-то странно смотрел, Макс ему сказал, что я друг его.

– Ты чего бледный такой и синяки под глазами?

– Ну, а как ты думал? Я, блин, болел!

– Как болел?! – тот аж вытаращился. Вот странный человек! – А что ж домой не позвонил? А Вы куда смотрели?! – это он уже на Таракана наехал, а тот отбрёхивался, мол, из медпункта ему ничего не сказали и вообще, простуда зимой обычное дело, тут все так болеют. А тот совсем распсиховался из-за того, что, типа, «Макс на ногах простуду перенёс» (ну, блин, и сказал), что, мол, совсем у Макса мозгов нет, как маленький, прям.