Любовь без поцелуев (СИ)

Потому что я не дурак, понимаю. Там, в Москве, я бы был ему никем. Мы бы в жизни не встретились, не познакомились, да меня бы к нему и близко не подпустили! Вот Игорь – другое дело. Он даже в школе учился той, где Макс сейчас учится (блядь, иногда мне хочется прибить Игоря!). Игорь, правда, натурал… А Вовчик, падла такая, бисексуал! Это же, блядь, надо! Интересно, а другие такие у нас тут ещё есть? Да есть, это стопудняк. Кроются, тихарятся… А хочется. Как мне теперь – того же Вовчика или Игоря. Раньше в голове какой-то барьер был, нельзя и всё тут. А теперь, после всего, он делся куда-то. Да. Но Макс, Макс…

Вечером мы пошли в спортзал. У меня было очень странное чувство. Тогда, ночью, когда я зашёл сюда и сооружал петлю, я не чувствовал ничего, кроме азарта. Как всегда, когда я делаю что-нибудь такое. Но теперь, когда мы вошли в зал, я щёлкнул выключателем и все посмотрели в одно место – туда, где раньше висели на растрёпанных стропах гимнастические кольца, у меня было очень странное чувство. Наверное потому, что я никогда не убивал взрослого. Да ещё и не для себя. Те, другие – это да. Долго потом я лежал и думал о том, что эти уроды поплатились. Те, кто сунулся ко мне тогда. Эта сволочь Арямнов. Но вот так… Взрослого человека… И не только ради себя – ради спокойствия Вовчика, я же его в это втянул. Ради Банни. Ради Макса – не знаю, что эта мразюка ему сделала, но намёки мне очень не нравились. Глядя на торчащие из потолка крюки, я вдруг подумал, что впервые сделал что-то такое, по-настоящему значимое и серьёзное. Да, именно так. Значимое и серьёзное. Не школьные разборки, не пацанские тёрки. Я спланировал и организовал убийство взрослого человека.

Остальные также таращились на крюки. Сегодня по такому случаю с нами попёрлись даже Пашик с Яшиком.

– А говорят, – Пашик задирал голову так, что чуть не налетел на Рэя, – училки требуют, чтоб Таракан сюда этого, как его, священника привёз. Чтоб он, короче, злых духов отсюда изгнал.

– Ага, а охотников за привидениями он не собирается вызвать? – заржал Вовчик, который просто обожал этот фильм, особенно момент с зефирным человечком, хотя, по-моему, что может быть гадостней. – Пым пырым-пырым, пырырырырырым… Гостбастерс! Виу-виу!

– Ой, да заткнись! Серьёзно, священника? – меня заинтересовала эта новость. – Они что думают, тут привидения заведутся? Блин, куда этот хрен убрал «блины»?

– Привидения, ага. Священники. Сказки, блядь, для бедных, – это вдруг Дёма прорезался.

– Ты щас к чему?

– Да так… – Дёма отмахнулся.

Мы достали штангу и гантели, и я выкинул из головы мысль о всякой ерунде, показывая Дёме, Пашику и Яшику, как именно надо с этими снарядами управляться:

– Нет, вот так… А так без толку ей махать, нужен жёсткий упор…

Потом в душе, когда я уже помылся, а вторая смена заступала, я тормознул Дёму.

– Что за хрень?

На ноге, там, под ягодицей, у него здоровенный шрам был. Не замечал раньше.

– Да так… Собаки порвали.

– Тьфу, бля, – собак я не особо люблю. Я животных вообще не особо. У нас тут собак нет. Не приживаются. Всегда найдутся те, кто любит над животными издеваться. Не понимаю этой радости. Помню, это был девятый класс, осень, листья сгребали в кучи и жгли. Я шлялся по территории, обдумывая какие-то очередные интересные идеи, как вдруг запахло палёным – мясом и волосами. Я заинтересовался. Источник нашёлся быстро – за стеной из здоровенных блоков (не знаю, что там было раньше) один великовозрастный долбоёб мучил собаку, которая жила у нашего сторожа. Она была привязана за лапы, по ходу, перебитые, к вбитым в землю колышкам, морда замотана проволокой. Рядом горел костерок, на котором этот утырок раскалял тонкий железный прут и прикладывал его к собаке. У неё уже были сожжены глаза и морда, но она была ещё жива. Я смотрел на этого придурка – здоровый, но какой-то рыхлый парень, он был девятиклассником, как и я, но на два года старше. Потом он глянул на собаку и принялся расстёгивать ширинку. Не знаю даже, что именно показалось мне особо мерзким: он сам – здоровый тип с маленькими глазками и раздутой шеей, эта искалеченная, но ещё живая собака, или смесь палёной плоти и шерсти, которая портила холодный запах палых листьев и сухой полыни, но я разозлился. Этого урода, кажется, его фамилия была Чугункин или Чугуев, или даже Чуткин, я уронил на землю одним ударом. Схватил тонкий прут, который он раскалял, и врезал несколько раз, щёку задел так, что кровь пошла, а потом размахнулся и распорол ему руку. Он завыл и отполз от меня, хорошо помню, на нём была такая серая синтепоновая куртка с искусственным жёлтым мехом, скоро на серой синтетике показалась кровь, а он полз от меня, елозя толстой жопой по земле, а потом неуклюже встал – сначала на четвереньки, затем на ноги и, подвывая, размазывая сопли, убежал. Собака с замотанной мордой тоже скулила, мерзкий звук. Я сломал ей шею и выкинул за забор, чтобы не ебали нам мозги. Этот слабоумный довольно быстро исчез от нас – какие-то у него в голове особо крупные тараканы завелись. А собак с тех пор у нас не держали.