Любовь и бессмертие

Я вновь безуспешно дёрнулась из его рук и простонала:

– Ты жесток. Зачем?

– Чччи, Малышка, послушай меня. Первая ночь с тобой меня ошеломила. Я не ожидал, что во мне дремлет столько страсти. Податливость твоего тела, аромат волос, твоё желание возбуждали меня снова и снова, я не мог насытиться. Лида, ни одна женщина так меня не возбуждала. В тебе странным образом совмещаются целомудрие и вожделение. И я решил оставить тебя при себе.

Я перестала рваться из его рук. Униженная его беспощадной правдивостью, я даже не чувствовала возмущения. «Всё честно! – думала я. – Ты хотела любить и любила. Он хотел владеть и владел».

– Уже назавтра я увидел, как ты воздействуешь на мужчин – любой, на кого ты обратила внимание, подпадал под твоё очарование. Я не мог поверить, что соблазняя мужчин, ты сама не испытываешь влечения. Слепой от ревности, я не вдруг понял, что соблазнять – это твоё естественное состояние. Ты словно соткана из соблазна – поворот головы, взгляд, смех, то, как ты идёшь, ешь или потягиваешься, Лидка, даже то, как ты плачешь – всё в тебе соблазняет.

Ты становилась моложе, вместе с упругостью твоей кожи росло внимание к тебе со стороны мужчин, и рос мой страх потерять тебя. Расслабился я, когда мы вернулись в Россию. Глупость, конечно, но я ждал: вот сейчас отпразднуем свадьбу, и всё! У меня появятся права на тебя. А ты убежала! – Сергей рассмеялся. – Бегство было совершенно беспричинным! Ох, Лида, как я был взбешён! Ты пренебрегла мною во второй раз! Ты не только мною пренебрегла, ты даже подарками моими пренебрегла! Я злился и тосковал. Днём болтался между строителей на участке. Ночи, только чтобы не оставаться одному, проводил по клубам. Как-то, успокаивая грустившую Красавицу, вслух поинтересовался: что в этой маленькой девчонке такого, что и она, лошадь, тоже скучает? Мои откровения случайно услышал Вася, мы поговорили, а в конце разговора Вася спросил: «Так это, Сергей Михалыч, ты для неё, для Маленькой, что ли, дом-то строишь? А ты не вместе с ней?» Я не нашёлся, что ответить, а он затылок свой почесал и обескуражено протянул: «Сам по себе, значит, ты». А на утро Маша, – Сергей опять засмеялся, – швырнула на стол тарелку с яичницей и заявила: «Я тебе, Сергей Михалыч, так скажу, уж не обессудь! Дурак ты, ей-богу, дурак, и лет тебе не мало, а ума нет, такую девку не удержал!» Они будто из анабиоза меня вывели. В тот же день Эльза в Германию засобиралась, но я уже знал, что мне делать. Я уже решил, что верну тебя. – Отклонив голову в сторону, он заглянул мне в лицо и прошептал: – Мокрые, печальные мои глазки. Прости, Малышка. Делаю больно, знаю, но прошу, выслушай до конца. – И, продолжая, вновь прижался щекой к моей макушке. – Я привык к абсолютно понятным отношениям: я оплачиваю жизнь и капризы женщины, она позволяет наслаждаться своим телом. Я и тебе хотел давать – дарил подарки, ждал твоей радости, ты брала, благодарила. Лида, я поздно понял, что тебе не подарки мои, а я сам был нужен. А мне нужна была ты. Доверчивая или насмешливая, податливая или строптивая, мне нужна была ты. Страсть, которую ты разбудила, могла утолить только ты, и я стал бояться своей зависимости.

В первый раз я почувствовал этот страх в Индии. Помнишь, я уехал по делам на материк. Заключил договор о сотрудничестве, и меня пригласили на ужин. В тот день у индусов был какой-то религиозный праздник, и я не стал отказываться. Ужин обслуживали девадаси. Красивые полуобнажённые девушки танцевали очень близко к столикам, протяни руку и любая из них будет рада помочь гостю расслабиться, а я тосковал по тебе.

– Ты был молчалив, когда приехал за мной в школу.

Серёжа усмехнулся.

– Если я скажу, что, увидев тебя, наполнился благоговением, ты поверишь? Я захватил кусочек твоего танца. Дверь в зал была приоткрыта, и я подсмотрел. Смотрел и думал, может, и правда, апсары иногда спускаются с небес, и ты одна из них?

Ты баловала меня, Девочка, баловала любовью, восхищением. Ты храбро защищала меня от нападок твоих доброжелателей. Ты заставила весь наш мир вращаться вокруг меня. Ты родила мне детей и при этом не утратила ни пылкости, ни обольстительности. Оказавшись в конфликте с Катей, ты ждала помощи от меня, а я требовал внимания к себе. Прости, Лида. Если можешь, прости. – Он сделал длинную паузу и добавил: – Сам я себе никогда не прощу. Как не прощу той боли, что причинил тебе. Я только сегодня понял, чего стоила тебе твоя выдержка.