Любовь и бессмертие

Разведя руками, Макс покаянно склонил голову.

– Ты, сынок, смолоду уясни, женщины, они лучше нас! – нацелив в потолок указательный палец, проговорил назидательно Виктор. – Их Бог, уже имея опыт создания человека, творил. А, значит, учёл все ошибки, допущенные при предыдущем творении. Потому они и совершеннее нас, мужиков. А мама твоя, она самая совершенная из женщин.

Я потянулась поцеловать Виктора, он с готовностью подставил щёку, после сам, удержав меня за плечо, влажно и звучно поцеловал в губы и вновь рассмеялся.

– Я, Маленькая, чего искал тебя, – посерьёзнев, проговорил он, – мы с Петей дом присмотрели. И размерами годится, и ценой, и место понравилось. От вас далековато, но не дальше же, чем из Стамбула! – И он вновь коротко хохотнул. – Моя певунья, не знаю, когда в Москве будет. А хозяева уезжают в Америку, говорят, торопятся, ждать не могут. Хочу просить, завтра съезди с нами. Вы, женщины, нутром чуете энергии там какие-то. Скажешь, сама-то такой дом взяла бы для себя или нет. Поедешь?

– Конечно, Виктор.

– Андрей, может, и ты с нами прокатишься? А? Макса и не зову, знаю, что занят.

Андрэ, соглашаясь, молча наклонил голову. Виктор прочувствованно поблагодарил:

– Спасибо, Андрей. А то я без Машки струсил решение принимать, на завтра, вишь, оттянул. – С графом Виктор разговаривал иначе, чем с остальными людьми – серьёзно и сдержанно.

Андрэ и Виктор познакомились в день первого сольного концерта Маши.

В Стамбул мы прилетели втроём – я, Сергей и Андрэ. Граф прилетел посетить Айю, которая к этому времени уже вновь превратилась в мечеть. В концертный зал он пришёл по моей просьбе.

Зал был полон. Маша в роскошном сценическом туалете, с мягкой полуулыбкой на губах пела так, будто рассказывала собственную судьбу. И Андрэ был покорён. Он слушал, закрыв глаза и покачиваясь в кресле. Когда Маша брала высокие ноты, Андрэ напрягал шею и плечи и подавался вперёд, словно стремясь помочь ей, но услышав свободное, широкое звучание её голоса, расслаблялся, вновь откидывался на спинку кресла и удовлетворённо улыбался. Во второй части концертной программы, когда Маша пела русские романсы, Андрэ расчувствовался – достал большой белый платок и, не таясь, поминутно прижимал платок к глазам, пока Маша не кончила. Взглянув на меня, прошептал:

– Детка, она восхитительна. Лучшая из всех, кто пел русский романс.

После концерта Андрэ в числе прочих почитателей Маши дожидался очереди, чтобы выразить свою признательность и восхищение. Принимая от него корзину цветов, Маша смущённо покраснела; в ответ на комплименты глаза её увлажнились, а когда Андрэ склонился к её руке, она коснулась губами его макушки, и Андрэ был сражён окончательно – скромность Маши и её безыскусность потрясли его не меньше, чем её талант.

– Удивительная женщина, вокруг роятся толпы льстивых и назойливых почитателей, а она абсолютно естественна и проста, – восхищался он Машей, с неодобрением поглядывая на визгливого Виктора, снующего между гостями в инвалидной коляске.

Виктор смотрелся франтом в вишнёвого цвета смокинге, из рукавов которого выглядывали манжеты белоснежной сорочки, сколотые гранатовыми запонками. Шею его украшала слегка сбившаяся набок бабочка. Виктор шумно хвастался женой, называя её не иначе, как Машка. Маша же глядела на мужа, как на шаловливого ребёнка мать – не сердясь, одёргивала его нарочитые оглаживания, иногда шутливо замахивалась кулаком, чем вызывала у того еще более громкий смех.

Улучшив момент, Сергей представил мужчин друг другу. Лицо Виктора сразу сделалось серьёзным, он первым подал руку Андрэ. Несколько секунд мужчины смотрели в глаза друг другу, потом еле уловимо качнули головами и расцепили руки. Что увидел Андрэ в глазах Виктора, а тот в глазах графа, я не знаю, но впоследствии Андрэ нисколько не раздражали ни шумливая эмоциональность, ни навязчивость и бесцеремонность Виктора. Тот, в свою очередь, не замечал аристократической холодности Андрэ.

На том концерте присутствовал и Мехмет, один, без Лейлы. Как всегда, неулыбчивый и молчаливый, он пригласил нас в свой ресторан на ужин, устроенном им в честь встречи и в честь первого сольного выступления Маши. На этот раз ресторан был закрыт для посетителей, и ужин затянулся до самого утра. Мехмет демонстративно не замечал Виктора и оказывал особое внимание Андрэ. Он счёл необходимым извиниться и передо мной:

– Лидия… простите, графиня, приношу свои извинения, если был недостаточно предупредителен к вам в прошлые наши встречи. Ни вы, ни Сергей не поставили меня в известность относительно вашей знатности и вашего титула.

Заверив в отсутствии каких бы то ни было оплошностей с его стороны, я подала ему руку, а позже спросила у Серёжи:

– Откуда в наше время такое преклонение перед титулом?

На что Серёжа равнодушно пожал плечами.

Виктор с Петей гостят в усадьбе с самого юбилея Маши – нашей Маши, Маши-кормилицы.