Любовь и бессмертие

Первое время Виктор активно знакомился с жизнью в России – «захаживал» в магазины, ездил в метро, заводил разговор с людьми прямо на улицах Москвы, расспрашивая их о житье-бытье. Объяснял он свою активность так:

– Должен же я знать страну, в которой собираюсь умереть. Родился я в другой России.

Вынужденный сопровождать отца, которому довольно часто предлагали выпить за знакомство, нередко навязывали деньги, жалея увечного, Петр ворчал:

– Отец, ты уже тысячу раз задавал одни и те же вопросы, столько же раз выслушивал одни и те же ответы. Что ты хочешь нового узнать? Люди всегда будут жаловаться на здоровье, на дурную погоду, всегда будут ругать правительство, их никогда не будут устраивать цены, одним цена всегда высока – они покупатели, другим цена настолько мала, что «еле-еле сводят концы с концами» – эти продавцы.

Виктор выслушивал сына, не прекословя, а назавтра опять отправлялся на улицы Москвы.

Конец «похождениям» положило знакомство с полицией и, последовавший вслед за этим, разговор со мной.

Тот день выдался серым, промозглым, в воздухе висела влажная взвесь, мгновенно проникающая ознобом сквозь одежду. Я прошла два круга по периметру усадьбы и вернулась в уютное тепло дома. Кати уже неделю не было дома, она уехала в Париж по делам своей выставки, Максим и Андрэ проводили какое-то совещание вне дома, Стефан уехал на работу, по обыкновению, захватив в город Виктора и Петю. Домочадцы занимались своими делами.

Предоставленная самой себе, я наслаждалась редким в моей жизни одиночеством, забравшись с ногами в кресло перед камином, читала «Смерть в Венеции». Маша заботливо уставила столик рядом со мной вазочками с сухофруктами и орехами. Недавно принесённые Василичем поленья отогревались в тепле и приятно пахли смолой, а вокруг моего кресла на тёплом полу разлеглись подросшие щенки. Лепота, одним словом. Правда повесть мне казалась скучноватой – бледноватой копией с первой части романа «Лолита», хотя и написана была задолго до «Лолиты». Возможно, повествование имело меньшую эмоциональную окраску потому, что Манн вынужден был оберегать чувства читателей, так как в начале двадцатого века общественная мораль строже относилась к разного рода откровениям на тему девиантного поведения, чем это стало во времена Набокова.

Собак в усадьбе теперь много. Когда Максим принёс «сюрприз» домой, опешившая Маша всплеснула руками.

– Куда ж столько? Собак больше, чем хозяев. И Сергей Михалыча нет, и Катенька всё время в разъездах, и ты, Максим, то ли дома, то ли нет, всё одно из кабинета не вылезаешь. Кто же с собаками-то? Маленькая не справится с пятью сразу.

– Мама, Маша, я, когда парней в корзину положил, девочка следом за братьями, сама в корзину полезла. Бортик высокий, у неё не получается заднюю лапку на корзину поднять, а она не отступает – скулит, жалуется и опять карабкается. Ну, я и подтолкнул её снизу. Деньги за неё хозяевам отдаю, а они и рады, говорят, никак хозяина для девочки не найдут. – Он виновато посмотрел на меня, потом на Машу. – А от папиного щенка я бы всё равно не отказался.

Усевшись на пол, Катя поддержала брата и запустила обе руки в корзину:

– И правильно, братка, папиного как-нибудь тоже воспитаем. А девицу я, пожалуй, себе возьму. Ой! Смотри, мама, она мне руку лижет, а язычок ещё плохо слушается. – Катя наклонила лицо к самой мордашке щенка. – И верная, и ласковая ты у нас, и трудностей не боишься, прямо, как я! Хочешь, чтобы я твоей хозяйкой была? Соглашайся, я тебе имя красивое подберу.

Катя начала выуживать щенков на пол. Один кобелёк неспешно подошёл к моим ногам, я, как и Катя, тоже села на пол, и пёсик утвердился передними лапками на пальцах моей ноги – застолбил. Стараясь сесть, валился на бок и опять начинал всё сначала.

– Мама, твой тебя сам выбрал! – объявила Катя, но, увидев другого малыша, крупнее первого, торопливо семенившего к развалившемуся брату, воскликнула: – Ой, мама, Макс, смотрите, ещё один!

Достигнув цели, второй щенок прижался к моей ноге сбоку и направил мордочку к конкуренту.

Катя шёпотом произнесла:

– Мама, это папин щенок, раз он тоже тебя выбрал.

Четвёртый из помёта уткнулся носом в ладонь, присевшего на корточки, Максима. Увлечённые знакомством, пятого щенка мы хватились, когда услышали крик Даши:

– Мне не надо в дом пса!

Пёсик «убежал» в поисках хозяина далеко от корзины и остановился у громадного башмака Стефана. Даша наклонилась и сделала попытку отпихнуть щенка рукой.

Вспыхнув, Катя вскочила на ноги. Но Стефан махом подхватил щенка в ладонь и опустил к себе на колени.

Подросшего Бо́яна Стефан забирает на ночь в коттедж, а уезжая на работу, приводит обратно в дом, не оставляя пёсика наедине с Дашей.

Сейчас Бо́ян вместе с братьями мирно спал, слегка подрагивая правой передней лапой. Лапу ему дверью прищемила Маша, не пуская настырного пёсика на кухню, и сломала косточку. Маша до сих пор чувствует вину, тайком подсовывает Бо́яну лакомства, и каждый раз плачет, вспоминая, как жалобно скулил малыш от боли.