Хлопнула входная дверь. Щенки подняли головы, прислушиваясь. Леди, которая норовила и сесть, и лечь так, чтобы по бокам от себя иметь надёжную защиту из братьев, вскочила и оскалила клыки. Наскоро оглянувшись на меня, опять обратила взор в сторону холла.
В гостиную без обуви, в одних носках вошёл Пётр. Тяжело отдуваясь, он нёс в могучих руках отца. Псы вновь уронили головы на пол. А Леди, смущенная своей ошибкой, виновато поскулила и аккуратно положила голову на передние лапы. Я улыбнулась. «Она – леди, Катя права».
Пётр дотащил отца до кресла, стоявшее против моего, и, опуская в кресло, видимо, завершая разговор, сердито произнёс:
– …теперь, надеюсь, угомонишься. Здравствуй, Маленькая.
– Добрый день, Петя.
Петр ушёл за коляской. Я взглянула на Виктора – он смотрел в пол и, почувствовав мой взгляд, расстроено махнул рукой.
– Здравствуй, Виктор.
– Здравствуй, – буркнул он, так и не подняв глаз.
Я вернулась к чтению.
Виктор молчал долго, сопел, видимо, мысленно спорил с сыном, наконец, заговорил:
– В отделение чуть не забрали. Тётка какая-то полицейским нажаловалась, мол, которую неделю к людям с вопросами пристаю. Хотели до выяснения обстоятельств задержать, да Стефан уговорил отпустить. – Он опять умолк. Спохватился и пояснил: – Стефан нас случайно увидел, шёл к машине от пациента своего. А тётка эта соседка пациента. Повезло, в общем. Петька вот только шибко рассердился, теперь, наверное, со мной больше не поедет. – Он вдруг хлопнул ладонью по подлокотнику кресла так, что пёсики вскочили. – Ну и ладно. Я сам. Сам буду искать.
Я отложила книгу. Виктор покосился на меня, вновь отвёл глаза и продолжал:
– Хотел её найти. Будто на улице случайно встретить. Её, мою Пичужку. Да, ты не знаешь! Любовь моя первая, до сих пор только её и люблю.
– Зачем искать таким замороченным способом? Поговори с Павлом. Он подскажет, как искать, чтобы найти.
– Знать никто не должен.
– Павел не болтлив.
Виктор поднял глаза, из их тёмной глубины на меня смотрел – затягивал омут многолетней и безнадёжной тоски. «Оох! – мысленно охнула я и прикрыла живот руками. – Чем же ты живёшь, Виктор? Теперь я понимаю твоё отношение к Маше – ты мстишь ей, мстишь за то, что она не та, кого ты хочешь. Ты и смеёшься беспрестанно только затем, чтобы смехом заглушить тоску. Если ты не будешь смеяться, ты станешь кричать!»
Он отвернулся и, недобро усмехнувшись, спросил:
– Чего испугалась? Не нравлюсь таким? А ты послушай меня, может, и мнение обо мне переменишь.
Леди скалила клыки, заняв позицию между мною и Виктором. Мальчики тоже тревожились – Амур положил голову на мои колени и заглядывал в лицо. Серёжин пес, по-прежнему самый крупный в стае, я назвала его Кинг, сел, как и Леди, обратившись мордой к Виктору.
Виктор перемены настроения у собак не заметил, так же, как и их перемещений; погрузившись в свои мысли и наклонившись вперёд, он смотрел на огонь. А я смотрела на пульсирующую венку на его виске, на неопрятно торчащие седые волоски из уха, на измятую морщинами и плохо выбритую щёку.
– Маленькая, ты умеешь целоваться? – внезапно спросил он и повернул ко мне лицо.
Лицо его преобразилось – Виктор улыбался, улыбались глаза, улыбались губы, всё лицо его осветилось плутоватой улыбкой. Я невольно рассмеялась.
– Не знаю. Мои поцелуи никогда не оценивали с точки зрения умения.
– А любишь целоваться?
Я кивнула. Обнимая живот обеими руками, я покрутила браслет на запястье, нашла и зажала в пальцах сердечко. «Моё сердце навсегда в твоих руках», – написал Серёжа в записке, и я вновь почувствовала его поцелуй на своих губах…
Сергей уехал, не дождавшись трёх дней до одиннадцатого ноября – даты нашей встречи.
Ранним утром памятного дня курьер доставил букет роз и подарок – этот самый браслет, состоящий из спаянных между собой прописных букв –
В футляр была вложена коротенькая записка, написанная от руки:
Читая строчки вслух, я вдруг почувствовала дыхание Серёжи на своих губах. Ощущения были столь явственными, что закрыв глаза, я ответила на поцелуй. Я надела браслет и заплакала. Никогда… никогда в минуты страсти, никогда после, когда человек переполнен нежностью и благодарностью, никогда Сергей не говорил мне этих слов – я люблю тебя.
Тонкий голос Виктора ворвался в мои воспоминания. Улыбка уже исчезла с его лица.
– …не умеет целоваться. Бестолково тычется сухими, неживыми губами то туда, то сюда. А Пичужка любила целоваться. Целует, а у меня дух захватывает. Мы времени не замечали…
Природу камня я узнала позже – подсказал ювелир. В одно из моих посещений мастерской, он обратил внимание на подвеску и попросил позволения взглянуть на камень. Рассматривая, взволновался, восхитился: