Любовь и бессмертие

– Не знаю, как при нём победить, не умею. Если бы не «выставила», покоя бы не было в семье, следить бы за ним начала. Ревностью изводить. – Я улыбнулась. – В шахматах такая ситуация цугцванг называется – что не выбери, всё плохо. Или сохранить хорошие дружеские отношения и светлую память о прошлом, но при этом расстаться, или остаться вместе и разрушить всё.

– Даа. Глядя на вас, я завидовал. Думал, если бы не плита та поганая, у нас с Пичужкой такая же любовь была. А теперь… старые мы уже. Припозднился я. Теперь Пичужке и наряды, наверное, не нужны. Хочу найти её, чтобы ещё разок в глаза взглянуть. – Он помолчал. – А как думаешь, Машка простит меня?

– Конечно, Виктор. Любит Маша тебя. Маша счастливая, ты, Витя, её первый и единственный в жизни мужчина, отец её детей. А то, что ты её не любишь совсем, я, знаешь, не верю. Пять сынов ты с ней зачал, желанна она тебе.

Виктор в раздумье потёр лоб и признался:

– Я Машку, знаешь, как про себя называю? Маруся. Маму отец тоже Марусей звал. А вслух у меня язык не поворачивается Машку так назвать. Хочу и не могу.

– А ты, Виктор, долг перед ней сними с себя. Ты за то, что она тебе жизнь сохранила, сыновьями с ней расплатился. И Её Величеству Жизни низкий поклон ты тоже уже отдал. Нет у тебя неоплаченных счетов.

Виктор неожиданно засмеялся и смеялся долго, так, что слёзы потекли из глаз. То ли плакал от смеха, то ли это тоска покидала его…

– Мама! Мама, милая, о чём задумалась так глубоко?

– Ох, прости, сыночка, в прошлое унеслась. Пойду посмотрю, как дела на кухне. Обедать уже пора. Дай я поцелую тебя.

Высвободившись из объятий Максима, я по пути обняла Андрэ и в ответ на его тревожный взгляд успокаивающе шепнула: «Всё хорошо, милый».

– Машенька… – позвала я, входя на кухню.

Ольга была в кухне одна.

– Оля, а где Маша? – Я в который раз залюбовалась совершенной красотой её профиля.

Не поворачивая головы, Оля ответила:

– Марь Васильевна еду собакам понесла. Они с улицы такие голодные прибежали, будто три дня не ели. Скулили так, что Марь Васильевна не выдержала и раньше времени решила их накормить. Вы не беспокойтесь, у нас к обеду всё готово. Минут через пятнадцать можно за стол садиться. Сегодня у нас полный стол, только Кати нет. Зато Анюта с Ромкой в гостях, их Стефан привёз, а вечером Эдвард заедет и заберёт.

– Хорошо, Оля, благодарю.

Я повернулась, чтобы уйти, и столкнулась с Машей.

– Маленькая, меня ищешь? А я собакам их варево отнесла. Хорошо остудила, как чувствовала, раньше времени есть запросят. Они в пять глоток такой концерт устроили, думала, оглохну. – Надевая варежки на руки, она укоризненно покачала головой. – Дашка прибегала. У Аньки-то совсем молока нет. Два месяца ребёнку, уж из коробочки кормят.

Маша наклонилась и достала противень из духовки. По кухне разлился запах мясного пирога.

– Маша, аромат какой, слюнки текут! Как собаки сейчас скулить начну!

– Детка, проголодалась! Перехвати чего-нибудь.

Маша озабоченно оглядела кухню.

– А вот, пирожок хоть съешь, он творожный. Сейчас обедать будем, всё у нас готово. Оля, крикни Марфе, давайте стол накрывайте.

Марфа и сама уже сновала от комода к столу, сервируя стол. Я присоединилась к ней. Василич и Михаил что-то бурно обсуждали, а сидевший между ними Виктор поглядывал то на одного, то на другого, слушал и молчал. Пётр с книгой на коленях сидел от них отдельно, и сидел так, чтобы не терять из виду Марфу.

Однажды Марфа осудила Петра, случайно выяснив, что кроме Пушкина, а именно сказок Александра Сергеевича, и «Преступления и наказания» Достоевского, Пётр из русской классической литературы ничего не знает, не читал.

– Как можно, – возмутилась она, – вы же русский человек! Ну и что, что вы в другой стране родились? Как можно не интересоваться родной литературой, не знать Толстого, Набокова, Шолохова… Чехова, наконец? Вы что, и в театре никогда не бывали? В репертуаре любого драматического театра хотя бы один спектакль по Чехову обязательно есть!

Пётр не оправдывался, просто пошёл в библиотеку и нашёл том Чехова. И Марфа взяла на себя «обязательство» обсуждать с Петром прочитанные им произведения, а в «закрепление материала» (в кавычки я взяла её выражения) водила его по театрам на спектакли, поставленные по этим же произведениям.

Сама Марфа открыла мир большой литературы в свой первый год жизни в семье. Катерина часами не могла разыскать внучку, когда та, забившись в укромный уголок и позабыв обо всём, читала очередной приключенческий роман. Со временем вкус Марфы изменился, и к окончанию школы она могла похвастаться вполне хорошими познаниями в литературе.

Частое совместное времяпрепровождение Марфы и Пети привело к пересудам домочадцев:

– Маленькая, у Марфы-то, однако, серьёзно с Петром, – как-то обратилась ко мне Маша. – Катерину поспрашивала, та тоже ничего путём не знает. Как думаешь, сладится у них?

– Хотелось бы, чтобы сладилось.

– И по возрасту подходят друг другу, и детей ни у того, ни у другого нет. Марфе-то уже четвёртый десяток идёт, а ему сколь? Далеко до сорока-то?

– Маша, я не знаю, сколько Пете лет.