Любовь и бессмертие

– После училища я кончил Академию внешней разведки. Рассказывать о своей работе я не имею права.

– Я понимаю. Скажем так, вы в интересах России работали в странах Ближнего Востока.

– Точно.

– Ваше ранение – это ваша ошибка или чья-то халатность? Или это предательство?

Он отмолчался и, выдержав паузу, продолжал рассказ:

– Героем я не стал. Служба на благо Родины закончилась внезапно, и я решил посвятить себя преподавательской деятельности. Знаете, я ведь, когда ехал к вам, твёрдо знал, что откажусь от предложения. Приехал из вежливости, чтобы не обидеть отказом человека, который рекомендовал меня Павлу. Приехал и увяз. – Он покачал головой. – Я увидел странный, перемешанный мир и посмеялся про себя причудам богатых. Всё время ждал, когда же вы проколитесь? Что это – званый обед в честь дня рождения кухарки? А потом неожиданно обнаружил, что завидую. – Савелий повернул ко мне голову и замер, глядя в сторону от меня. – Белка! – едва слышно произнёс он.

Я посмотрела туда, куда смотрел он.

– Видите? Ниже. – Он рукой чуть повернул и чуть пригнул мою голову. – Видите?

Я увидела. Распушив хвост, белка висела на дереве в метре от земли, держась коготками за ствол. Савелий издал цокающие звуки. Белка спрыгнула на снег, прислушалась, пробежала пару метров в нашу сторону и опять остановилась. Медленными движениями Савелий опустил руку в карман, достал два грецких ореха и так же осторожно присел на корточки. Я тоже присела рядом. Продолжая подзывать зверька, Савелий подал мне орех, я сняла варежку и, вытянув руку, выставила открытую ладошку с угощением. Белка раздумывала некоторое время, решившись, тремя прыжками пересекла расстояние между нами, одной лапкой утвердилась на моём пальце, схватила орех и отскочила в сторону. Зажав в передних лапках добычу, замерла, опять прислушиваясь, и, не обнаружив опасности, деловито принялась закапывать орешек в снег.

Переглянувшись, мы засмеялись. Я встала и, всё ещё ощущая на пальце прохладную тяжесть от лапки зверька, стала надевать варежку.

– Вы любите животных? – спросила я.

– Я взял орехи на всякий случай, вы ведь сказали, что мы пойдём в лес. Давайте руку. Так. Где я? Да! Я позавидовал. Дни рождения в моей семье проходят всегда одинаково: мама весь день готовит, к вечеру мы садимся за стол, поднимаем несколько тостов каждый раз с одними и теми же пожеланиями – здоровья, успехов, счастья. Поели, и кто куда – отец к телевизору, мама со стола убирать, Таня посуду мыть, я по друзьям или к компьютеру. С отцом у меня никогда не было близости, с мамой и сестрой я был близок в детстве, потом наша близость разрушилась. После училища я сделал попытку восстановить былое тепло, но… не удалось. – Он взглянул на меня. – Меня восхищают ваши отношения с детьми и с отцом. Я понимаю, что отношения с дочерью не совсем те, которых бы вам хотелось, но для меня, это эталонные отношения. Отношения, которых у меня никогда не было с родителями. В вашей семье главное – общение. Мне кажется, вы, даже не видя друг друга, общаетесь. Вы по-настоящему интересуетесь друг другом. И вы все любите вашу семью. Любите вы, ваш сын, ваша дочь, ваш муж и ваш отец. Любят семью все те, кого вы называете «домочадцы». И знаете, я, пожалуй, тоже уже полюбил. Я наслаждаюсь семейными вечерами – люди ужинают, разговаривают, шутят, смеются, кто-то танцует, кто-то поёт, кто-то музицирует. Уютно и тепло!

Слушая его, я подумала о том, что и я, и все члены моей семьи, мы привыкли к участию и вниманию. Иногда мы недовольны и жалуемся на непонимание и не отдаём себе отчёта, что может быть и по-другому, может быть так, что члены одной семьи не чувствуют по отношению друг к другу ничего, кроме глубокого равнодушия.

– Я могу быть откровенным? – после паузы вновь заговорил Савелий.

– Безусловно.

– Я уже сказал, что некоторые особенности вашей семьи меня удивили, многое мне нравится, но кое-что раздражает. Например, меня раздражает слово «домочадцы». Я считаю его уничижительным. Меня раздражает, что вы сами разливаете первые блюда и подаёте каждому его тарелку в руки. Я это расцениваю, как подачку. За всем этим ритуалом усматривается нарочитость, а очерёдностью вы подчёркиваете жёсткую иерархию в вашей семье. – Он искоса посмотрел на меня и спросил: – Я вас опять обидел?

– Нет. Я могу задать вопрос?

– Конечно.

– Если бы не волевое решение вашего отца, вы бы стали военным?

– Не знаю. Я с детства привык думать только о военной карьере.

– И всё же, вы обижены на отца.