Любовь и ненависть в Ровердорме

Нэнси покивала, а Лиззи обняла мою подругу, уткнувшись ей макушкой куда-то в подмышку, – все утешали Марион как могли.

Несмотря на то, что я говорила вполне уверенным голосом, в голове продолжали крутиться не слишком приятные для нее мысли.

Марион давно твердила, что Брай изменился и война не прошла для него бесследно. Он стал холодным, даже черствым в последних письмах. Больше не говорил о своей любви и не строил планов на будущее.

Марион подозревала, что Брай передумал и не хочет на ней жениться. Поэтому и попросил встретить его в Ольсене, чтобы сказать об этом своей невесте в людном месте, а не с глазу на глаз при встрече в доме.

Но затем Брай струсил. Сбежал еще на подъезде к городу – вот, даже густые леса под Ольсеном его не остановили!

Правда, это было так на него не похоже! Пылкий влюбленный, разве он мог так быстро изменить своим чувствам? Или же это вполне нормальное явление – ведь я ничего не знала об этих самых чувствах!

Наконец, мы с Нэнси кое-как уговорили Марион выпить горячего какао в «Шоколаднице миссис Олфеи», затем, дождавшись, когда она окончательно успокоится, начали строить планы на то, как мы проведем время до прибытия вечернего дилижанса.

– Пройдемся по лавкам, – заявила пришедшая в себя Марион. – Я знаю неплохие магазинчики в центре города.

– Лучше уж отправимся на ярмарку, как мы и собирались, – отозвалась я, потому что на то, чтобы гулять по лавкам, у меня не было денег.

– А вот я хочу на карусели! – заявила Нэнс, подмигнув моей сестре. – И чтобы нас раскрутили так быстро, как в детстве! Что ты на это скажешь, Лиззи? Ты ведь тоже голосуешь за карусели?

Лиззи кивнула, и неожиданно мне показалось…

Или же это был сквозняк, пробежавший по украшенному цветами залу «Шоколадницы», тронувший дверные колокольчики, тотчас же отозвавшиеся нежными переливами, и коснувшийся занавесей на окнах?

Но этот самый сквозняк уж больно походил на слово «Да». Или… Быть может, это Лиззи сделала первую попытку заговорить?

Вскоре мы уже переходили от одного прилавка к другому на многолюдной ярмарке, устроенной на центральной площади Ольсена, что возле Храма Всех Святых. Разыскивали ленты и бальные туфельки для Лиззи.

Наконец, я купила одни – сатиновые, с маленьким каблучком, но убедила Лиззи в том, что каблук большой и настоящий.

Пока я разговаривала с сестрой, Нэнси раскрыла кошелек и приобрела для Лиззи еще несколько заколок, даже не став слушать мои возражения. Заявила, что моя сестра невинно пострадала во время ловли вора на живца в доме Тейтеров, поэтому она и ее родители мечтают загладить свою вину.

Пусть будет таким вот образом!

И мне снова послышался вздох – легкое колебание воздуха, вырвавшееся изо рта раскрасневшейся, довольной Лиззи. Но этот самый вздох отдаленно походил на «Спасибо!».

Или же я снова себе все придумала?..

– Посмотри-ка, Мира, видишь тот плакат? – Нэнси кивнула на колышущуюся на ветру над нашими головами растяжку, на которой был изображен уродливый каурый жеребец, зависший над барьером. Судя по всему, художник и близко не был знаком с анатомией лошадей. – Что думаешь, будешь участвовать в состязаниях или нет? До них как раз осталась неделя.

– Мне бы очень хотелось, – отозвалась я уклончиво. – Вернее, я сделаю все, чтобы участвовать, но я понятия не имею…

Да, я понятия не имела, что мне стоит ожидать от столичной родни и как вести себя в свете гадания тети Прим, предсказавшей мне нигде не ездить одной.

Тут раздалась музыка – загудели на разные лады дудочки, – и Лиззи, схватив меня за руку, принялась тыкать пальцем куда-то в толпу. Вскоре я разглядела в просветах между людьми расписную платформу карусели, установленную в центре площади.

Затем до меня донеслись детский смех и громкие выкрики зазывал.

– Сейчас, Лиззи! Сперва я куплю тебе ленты, и мы сразу же пойдем на карусель, – отозвалась я. – Но спешить нам все равно некуда, до вечера все успеем. К тому же там, наверное, очередь…

На это Нэнси заявила, что она сейчас же пойдет и встанет в ту самую очередь вместе с Лиззи, пока я разбираюсь с последними покупками.

Расмус Селингер, не отстававший от нас ни на шаг – разве что в «Шоколадницу» он не пошел, но осмотрел торговый зал в поисках опасности, – потопал за ними, а Донахью смущенным голосом попросил у меня разрешения ненадолго отлучиться.

Он собирался в оружейные ряды, хотел купить себе новый охотничий кинжал.

Кивнув, я вернулась к прилавку, где принялась выбирать для Лиззи ленты. Мне приглянулась голубая с золотистым шитьем – у меня как раз было отложено для сестры голубое платье. Я давно из него выросла, так толком и не успев поносить, так что ушивать придется не слишком много.

Марион тотчас же принялась торговаться и делала это от души. Я всегда поражалась ее умению – Миллеры не бедствовали, считаясь крупными землевладельцами, но подруга могла сбить цену до самой низкой.

Наконец, мы купили ленты и двинулись в сторону разукрашенной цветами карусели.