Любовь к трем цукербринам

рвалась какая-нибудь деталь ее матросского ко-

стюмчика — то юбка, то блузка с отложным во-

ротником. Но на следующий день костюмчик

опять приходил в норму, словно у сестренки где-

то была стиснутая нуждой, но не потерявшая

представлений о приличиях японская семья,

каждый вечер трогательно готовившая ее к ново-

му выходу в большой злой мир. Где ждал Кеша.

Хоть Кеша был уже на фейстопе, реклама

шампанского, теперь совсем прозрачная, все

еще висела перед глазами. И опять — дослов-

ный и до обидного неаккуратный перевод. Ну

кому хочется, чтобы шампанское «администри-

ровали»? Его должны наливать в бокал. Или

хотя бы делать вид, что наливают...

Впрочем, за отдельную плату устроят. Но

это будет такое же точно вранье. Шампанское

сегодня — гипнопродукт, кисло-сладкая пузы-

рящаяся щекотка в горле, длящаяся пару-тройку

секунд и вновь оставляющая потребителя нае-

дине со своим ужасом. И хоть это гарантиро-

ванно та самая кислая сладость, которая раньше

разносилась официантами в пузатых бутылках,

чего-то самого главного в переживании все рав-

но не хватает. Хотя бы, например, возможности

взять бутылку за горлышко и дать ею кому-ни-

будь по башке.

Нет, такой оргазм испортить...

Кеша горестно уронил голову, и тут же в гор-

ле у него сладко запузырилось.

Оказывается, табло с ценами на шампанское

еще не успело полностью погаснуть — и значит,

по закону могло реагировать на шейный клик.

К счастью, этим кивком он купил только одну

дозу. Ничего страшного.

Да и можно себе позволить, в конце кон-

цов — после такого счастья. Ну или такого об-

лома. Один раз живем. Главное не думать те-

перь дурного, а то система и вообще подпишет

на anger managment.

Как всегда после мыслепреступления, на

Кешу накатился ледяной вал страха. Но Кеша

считал себя опытным пловцом и привык ны-

рять сквозь такие волны. Он понимал, что ри-

скует. Но, с чисто математической точки зре-

ния, риск был не так уж и велик.

Он ни на миг не забывал, что вся его вну-

тренняя жизнь просматривается через целую

кучу приложений. Он был открыт для внешнего

наблюдения полностью и всегда. Но он умел

прятаться в собственной тени. Он знал, какие

мысли шэрятся, а какие нет.

Если бы у ментальных конструкций имелись

форма, размер и вес, можно было бы сказать,

что шэрится только тяжелое, длинное, плотное

и медленное. А короткое, полупрозрачное и

быстрое — нет. Поэтому все его мысли и пере-

живания, отмеченные печатью греха, были не-

весомо-точными, прозрачно-легкими и безо-

шибочно-быстрыми — как подрабатывающие

киллерами ангелочки. Они походили на истре-

бители-невидимки, влетающие ненадолго в ра-

дарную зону неприятеля, чтобы безнаказно

унестись из нее после нескольких фигур низше-

го пилотажа.

Но хоть эти легкие и неуловимые для систе-

мы мысли и не шэрились стандартными при-

ложениями, не существовало гарантии, что в

системе нет особой секретной программы, не-

заметно считывающей все-все, ведя на Кешу

подробное неумолимое досье. С этим риском

приходилось жить — и не одному Кеше, а всем,

решавшимся на мыслепреступление.

Другим риском была Мэрилин. Но тут мож-

но было не бояться. У них совпадал только один

социальный параметр — оба хотели молчаливо-

го партнера, который не будет лезть в чужую

жизнь и душу и не станет приставать с разгово-

рами. Мэрилин отвечала этому требованию на

сто процентов.

Она была практически глухонемой.

Кеша не считал, что судьба чем-то его обде-

лила, наоборот. Он был уверен — семейные не-

урядицы чаще всего связаны с тем, что будущих

жен и матерей в детстве перегружают лишней

информацией. Человеческая самка, с его точки

зрения, была чем-то вроде 3D принтера, на ко-

тором печатают новых людей. Поэтому, хоть ее

голова и напоминала внешне мужскую, в ней

стояла совсем особая операционка и софт, и ни

на что другое места уже не оставалось.

Наверно, в тайных глубинах своей души

Кеша был шовинистом — он испытывал к жен-

щинам классовую ненависть, перемежающую-

ся острыми вспышками похоти. Ненависть он,

впрочем, научился прятать. Но от жены ее не-

возможно было бы скрыть при хоть сколько-

нибудь долгом разговоре, поэтому глухонемая

Мэрилин была для него ценнейшей находкой.

Ее запихнули в соседний бокс лет пять назад

по генетическому соответствию — и единствен-

ному совпавшему параметру, запросу на молча-

ливость: Мэрилин тоже не хотела, чтобы пар-

тнер вторгался в ее одиночество. В остальном

сходство характеров и интересов было нулевым,

поэтому брачный контракт не предусматривал

никаких форм общения, кроме чисто полового.

За все время совместной жизни они обменива-

лись мыслями раз пять или шесть — и то через

фейстоп - почтальона.

Кеша, впрочем, предполагал, что Мэрилин

им дорожит. Для этого были основания.

Лет ей, судя по всему, было немало. Если бы

не закон «О Достоинстве Человека», запрещав-

ший евгенику и вообще вмешательство в цикл

воспроизводства, Мэрилин вряд ли нашла бы

себе такого молодого спутника. И, судя по той

частоте, с которой на фейстопе вспыхивало ру-

биновое сердце, как половой партнер он ей

вполне подходил.

Закон позволял сожителям скрывать друг от

друга реальный внешний облик — что устраива-

ло и склонного к мечтательности Кешу, и Мэ-