Любовь к трем цукербринам

Я опять открыл глаза.

Все вокруг оставалось как прежде. Передо

мной была серповидная подушка для медитации,

коврик для йоги и стоящее у стены зеркало...

Коврик и подушку я купил в свое время че-

рез интернет. Но теперь я знал, откуда их при-

вез курьер (магазин со странным названием

«Йожимся!» — если знать нужные слова, можно

купить курительные смеси, владелец использу-

ет одну из продавщиц в качестве персональной

страпон-шакти). Я знал, где сделана серповид-

ная подушка (подвальная мастерская, где шили

чехлы для мебели и матрасов — для них это был

мелкий приработок). Я даже смог увидеть гре-

чишное поле, где зародилась шелуха, которой

набили подушку.

Коврик был из того же магазина, но передо

мной его успела два дня поюзать одна девушка с

великолепной растяжкой — она вернула его в

магазин, потому что для нее он оказался слиш-

ком толстым и мягким, а в магазине коврику

вернули девственность, запаяв в пластик.

Зеркало... Вот про него я почти ничего не

видел. Оно было очень старым, и все, кто его

сделал, давно умерли. Я смог различить какой-

то полосатый фартук, руки во въевшейся грязи

и стоящие у стены деревянные рамы — видимо,

в мастерской. Но это видение напоминало об-

рывок старой и плохо сохранившейся фотогра-

фии.

Даже паркет попытался вновь стать умираю-

щим под пилами лесом — и рассказать про сво-

их убийц. Я остановил его лишь огромным уси-

лием воли.

Мир изменился. И как!

Из моих слов может показаться, что это при-

ключение было занимательным и веселым. Но

я переживал его иначе — я чувствовал себя ны-

ряльщиком, окруженным стаей агрессивно на-

строенных рыб, в которых превратились все без

исключения предметы. Каждая из рыб хотела

ворваться в мой ум и проглотить его. Для этого

мне достаточно было остановить внимание на

любом из окружавших меня объектов и чуть-

чуть ему поддаться.

Подойдя к окну, я посмотрел во двор. Там

ходили люди — и я по очереди впустил их в себя,

пережив за минуту столько эмоций (довольно,

впрочем, однообразных — все люди сколочены

из одинаковых досок), что к концу этого корот-

кого трипа вообще перестал понимать, кто я та-

кой на самом деле. Мое прошлое ничем не от-

личалось от их прошлого — разница была только

в том, куда направлено мое внимание.

Сделав еще несколько опытов с неодушев-

ленными предметами (стоящая во дворе красная

машина, луковка далекой церкви, мусорный

бак, после которого мне расхотелось экспери-

ментировать дальше) и с птицами (мне стало

ясно, почему животным раньше отказывали в

душе — они ничем не отличались от того, что с

ними происходило, в то время как люди несли в

себе обособленный, клокочущий и никак не

связанный с окружающим мир), я окончатель-

но понял, что мне совсем не нравятся эти ин-

формационные инъекции.

Они были не то чтобы болезненными, нет.

Они были слишком назойливыми. Врывавшее-

ся в меня переживание каждый раз оказывалось

новым, оглушительным и настолько ярким, что

напоминало взрыв светошумовой гранаты в го-

лове.

Я, к счастью, мог сопротивляться этим втор-

жениям, удерживая наведенные на меня со всех

сторон острия бесчисленных смыслов. Я мог

выбирать, чему поддаться, а чему нет. Но стои-

ло мне расслабиться, забыться — и равновесие

нарушалось. Одна из пик, как бы вобрав в себя

обшее давление всего мира, протыкала мою за-

щиту — и я исчезал, преврашаясь то в дерево,

растущее сквозь человеческие кости, то в про-

сиженную тысячью советских задниц камен-

ную скамью, то в торчащий из мусорного бака

сапог, полный тайн своей одинокой госпожи и

ее ротвейлера.

Мне не пришло в голову ничего лучше, чем

съесть три таблетки снотворного — и запить их

водкой из холодильника («смирновка» оказа-

лась паленым продуктом осетинских водочных

баронов, один из которых как бы поцеловал

меня небритым вонючим ртом в тот самый мо-

мент, когда я выдыхал воздух после глотка).

Потом я залез под одеяло, зажмурился и оттал-

кивал от себя любые попытки вселенной про-

браться в мой череп до тех пор, пока меня не

накрыл черный медицинский сон.

Сначала этот сон был просто глубокой ямой,

похожей на могилу. Мне нравилось в ней ле-

жать, потому что мои чувства отключились и

перестали меня терзать. А затем меня посетило

очень четкое и ясное сновидение. Слишком

четкое — я ни секунды не сомневался, что вижу

происходящее в реальности.

Я увидел полутемную комнату (что-то вроде

высеченного в скале зала), где стоял высокий

каменный трон — строгой формы, без всяких

украшений. На нем сидела восковая кукла че-

ловека. В ней я сразу же узнал себя — несколь-

ко, впрочем, идеализированного.

В стене напротив восковой куклы был пря-

моугольник светящегося стекла. Я догадался,

что передо мной то самое зеркало, возле кото-

рого я столько времени провел в полулотосе,—

но видное с другой стороны. Из полутемного

помещения, откуда я смотрел, казалось, что за

стеклянным прямоугольником — бассейн жид-

кого света, бросающий в каменный зал приятно

дрожащие прохладные блики.

По бокам моего воскового двойника стояли

два человека в масках. Маски эти походили на

венецианские полуфабрикаты до окончатель-

ной окраски — они были белыми и изображали

простые правильные лица с мягкими чертами,