Любовь Химеры 2

— Потерпи, моя ненасытная, потерпи, — засмеялся мужчина, нежно гладя мое лицо.

— Через пару дней родится наша доченька. Тогда и оторвемся.

Мужчина нежно погладил мой большой живот, в котором нетерпеливо толкался наш младенец. И поцеловал меня в губы.

Я с отчаянным всхлипом вернулась в реальность.

— Я же говорил, придешь еще ко мне, — улыбнулся Люцифер.

— Это твой морок! — мотнула я головой.

— Не веришь, используй дар Сомова, посмотри сама, спроси, например, как мы отметим ее годик.

Я выдохнула, сосредоточилась, задала вопрос, будет ли у нас с Люцифером дочь, и увидела у него на руках младенца — девочку, всю еще в слизи и с пуповиной.

— Все, любимая, все! — объявляет он мне, измученной родами. — Вот она, наша принцесса! Наша императрица! Умница, молодец! Справилась!

Счастливый Люцифер кладет мне на грудь новорожденную. Из глаз моих бегут слезы радости.

Я с ужасом выныриваю из видения. Понимаю, что это, скорее всего, снова его морок, но все равно жутко. А он стоит и улыбается. Гад.

— Вопрос был некорректный, ибо будет — в сем сомнений нет. Но я рад, что увидел это. Она прекрасна, — улыбнулся Люцифер и исчез.

Голова закружилась, и я практически упала на скамейку. К горлу подступила тошнота.

— Вы в порядке? — ко мне подошел тот самый мужчина, игравший с детьми в песочнице.

— Нет, нехорошо. Немного.

— Что же Вы, на солнце без головного убора? Вот выпейте воды, — мужчина протянул мне бутылку с прохладной водой.

— Спасибо!

Я сделала пару глотков и пришла в себя. Охладила свою кровь, и в голове сразу прояснилось.

— Спасибо большое. Все хорошо.

Я взглянула на мужчину, у него было могучее атлетическое телосложение, как у братьев-сварожичей, красивые серо-голубые глаза. Загорелая кожа. И светло-русые густые волосы. В его ауре было что-то родное, знакомое, перекликающиеся с моей собственной аурой. Тянущееся ко мне, как у братьев-сварожичей. Только нити были куда ярче и прочнее даже. На левой руке заметила татуировку коловорот. По которой догадалась, что передо мной стоял не кто иной, как сын Тарха от первого брака, один из древнейших первородных богов. Божество, Давшее людям все меры исчисления времени, доступное для понимания, которыми мы пользуемся и сейчас, ежедневно. Календарь — Каляды дар.

Он тоже рассматривал меня с явным интересом, наверняка заметив яркость моей ауры. Улыбнулся и протянул мне руку.

— Меня Коля зовут.

— Дора, — улыбнулась я.

Как только я коснулась руки мужчины, меня словно током ударило. Я увидела себя бегущей со всех ног по лесу, в моей руке крепко-накрепко была зажата большая плетеная корзина, из нее доносился отчаянный плач моих новорожденных сыновей.

— Нет-нет, не плачьте, милые, не плачьте, чадушки! — молила я их, рыдая. — Он услышит, он ведь услышит!

Я бежала сломя голову, раня в кровь босые ноги о ветки, сучья и камни, но не обращала на боль внимания. Успеть бы, успеть бы. И вот, наконец, послышался шум реки, я бросилась бежать еще быстрее и, выбежав на берег реки, опустила корзинку с сыновьями на воду и подтолкнула.

— Неси их, речка-матушка, спаси сыночков моих, родимая, — рыдала я, подгоняя волны, чтобы корзинка скорее скрылась из виду.

Как только корзинка скрылась за поворотом реки, из леса вышел он, такой же прекрасный и спокойный, как сейчас.

— Я сдержал свое обещание, Майюшка. Детки ваши на свет появились живые и здоровые. Сдержи и ты теперь свое. Идем со мной. Царицей будешь, — улыбался он, медленно подходя ко мне.

— Я пойду, пойду, ты только отпусти его, прошу. Хоть и обманул ты его, слукавил, но я пойду, отпусти только! — плакала я, вставая на колени перед самим Чернобогом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Да что ж ему сделается. Поспит лет 300 и проснется, — усмехнулся дьявол.

— Вон уж батюшка с братьями скачут, щас и спасут ненаглядного твоего. Ненадолго, правда, если обещание не сдержишь, — усмехнулся дьявол.

Он подошел ко мне и хотел поднять с колен, чтобы увести с собой. Но я выхватила из-за пояса клинок и вонзила его в свое сердце. Лишь бы живой ему не достаться. Лишь бы, пусть и невольно, не предать любимого.

Я вернулась к реальности, тяжело дыша, горло сдавливали рыдания. Неужели она — это я? Неужели у меня тоже есть душа? Да не чья-нибудь, а самой Златогорки, покорившей когда-то, тысячи лет назад, сердце горделивого первородного бога Сварожича? Любившая его настолько, что вернулась к нему через тысячи лет в моем теле.

— Ага, — кивнул парень.

Я не закрывалась щитами, и он слышал все, о чем я думаю.

— Ой, мамочка, роди ж меня обратно!!! — простонала я, закрывая лицо руками…

Так вот что значили слова Тарха «Я и не думал, что это будет так тяжело — вновь найти тебя и опять так скоро потерять». Он не меня все это время любил. Он ее во мне любил! И это не я перед Люцифером от ужаса цепенею, а она во мне его до ступора боится.