Любовь Куприна

К решению Маши покинуть Бестужевские курсы она отнеслась спокойно, не найдя в этом поступке приемной дочери ничего ужасающего, и предложила Маше место редактора в издаваемом ей журнале «Мир Божий», справедливо полагая, что ее юношеский максимализм может быть полезен в деле отбора рукописей, в огромном количестве поступавших в издательство.

Однако была у этого замысла и другая сторона – Маша получала неограниченную власть над текстами, приходившими на редакционную почту, и ей предстояло решать, какой из них окажется в корзине, а какой опубликован. Тем самым Александра Аркадьевна предоставила Маше возможность проявить свой характер в деле, а не только во время семейных ссор.

Авторы, что и понятно, искали ее дружбы и расположения. Это забавляло Марию Карловну, ведь слишком часто она видела за этими подобострастными улыбками и витиеватыми комплиментами ненависть, раздражение и единственный вопрос – «кто ей дал право решать нашу судьбу?».

А еще ей доставляло особое удовольствие, когда отказывала автору и объясняла, почему это сделала – говорила при этом медленно, приводила примеры из текста, была холодна и неприступна. Также ей нравилось долго рассуждать о литературе, не говоря ни «да», ни «нет», и наблюдать за тем, как ее собеседник постепенно сходит с ума, совершенно теряясь в догадках о судьбе своего сочинения. И когда этот спектакль невыносимо затягивался, она вдруг принимала положительное решение, изобразив на своем лице восхищенное удивление, делала вид, что только сейчас поняла, насколько талантливо написано то или иное произведение…

В тот день в редакцию она пришла раньше всех, чтобы разобраться с рукописями и подготовить некоторые из них к публикации до появления сотрудников журнала, потому как любила работать в одиночестве, испытывая отвращение ко всем этим литературным сплетням и пустым обсуждениям того или иного писателя, о котором у нее, разумеется, было свое мнение, отличное от мнения окружающих.

И вот только она села к столу, как в прихожей раздался звонок.

В дверях стоял невысокий, круглолицый, неопрятно одетый человек с папкой в руках.

– Александр Куприн. Автор. Принес рукопись, – пробормотал он и протянул папку, словно хотел немедленно избавиться от нее как от чего-то опасного и вредоносного.

– Давно вас ждем, – улыбнулась Маша, – проходите.

Куприн неловко ступил в прихожую, продолжая держать рукопись в вытянутой руке. Взгляд его блуждал, было видно, что он растерян и не вполне понимает, что делает.

Спасая ситуацию, Маша взяла папку, при этом рука Александра Ивановича так и застыла в воздухе, и в ответ протянула свою:

– Мария Карловна. А мы уже думали, что вы не придете.

– Немного приболел… – произнес Куприн и запнулся, как это бывает, когда человек говорит неправду и не знает, чем закончить начатую фразу, а также осознает, что любой ее финал будет выглядеть глупым и безнадежно банальным.

– Действительно, у вас очень утомленный вид, – прозвучало как-то отстраненно. Маша пристально смотрела на Куприна, но ни подтверждения, ни опровержения слухов об этом человеке, по преимуществу дурных, она не находила. Перед ней стоял толстой мальчик по имени Саша, которому бы вполне пошел сиротский костюмчик или кадетский китель.

Саша Куприн тоскливо озирался по сторонам, не зная, куда деть свои руки, переминался с ноги на ногу.

– Страдаете артритом? – вопрос прозвучал бесцеремонно, но не безжалостно, – говорят, что от него помогает растирание лампадным маслом. Лучше во Владимирском соборе покупать, там оно и дешевле, и благодатнее.

– Да, слышал, но мне, знаете ли, ближе Знаменская церковь, а с моими-то ногами это, согласитесь, немаловажное обстоятельство, – Александр Иванович поклонился неловко, засоглашавшись таким образом, а затем добавил, – моя маменька, Любовь Алексеевна Куприна, советовала также лечить артрит при помощи муравейника. Да-да! Вы удивлены?

– Нисколько, у нас на даче в Парголово есть такой муравейник, так что прошу покорно в гости, – не отрываясь от просмотра рукописи, произнесла Маша

– Я не успел вычитать…

– Может быть, просто не пожелали вычитывать, дорогой Александр Иванович, -

Мария Карловна подняла глаза от текста, – потому что написанный текст вам уже не интересен, он важен для вас, только когда вы его создаете. Не правда ли? – захлопнула папку, – у вас прекрасный текст, будем его публиковать в ближайшее время.

Конечно, увидела, что он не поверил ей.

Подумал, наверное, что она пожалела его, и потому обнадежила.

Какой смешной человек!

Уже в дверях редакции, Александр Иванович обернулся к ней и неожиданно произнес:

– Жалость унижает, Мария Карловна.

– Гордого человека – да, а мне подавай смиренного, пусть и безумного, но искреннего.

– Рассуждаете впрямь по Достоевскому – согрешивший крепко, крепко и кается. Так выходит? – Куприн улыбнулся.

– Терпеть не могу вашего Достоевского.

– Почему же?