Любовь... любовь? + рассказы

- Обвела тебя вокруг пальца, а? Видно, здорово это тебя зацепило.

- Нет, Уилли, честное слово, не в этом дело. Просто у меня сегодня в магазине был тяжелый день. Я ведь с девяти утра на ногах. Так что мне сейчас не до танцев.- Впрочем, с Ингрид я мог бы танцевать и танцевать, летал бы точно на крыльях.

- Ну, как знаешь, - говорит Уилли. - До скорого.

- До скорого, Уилли. Привет!

- Выше нос! - говорит Уилли.

Оказывается, автобус, на который я сел, не идет на вершину холма. Я схожу на углу, в воздухе пахнет жареной рыбой с картошкой; я перехожу через дорогу и покупаю в лавчонке на четыре пенса рыбы с картошкой. Обильно посыпав солью и обрызгав уксусом, съедаю все это по дороге на холм прямо из бумажного пакета. Я очень

люблю есть рыбу с картошкой, а особенно на открытом воздухе, прямо со сковородки. Золотистое тесто, в которое запечена рыба, такое горячее, что обжигает мне рот, и я разламываю, его, чтобы немного остудить. Я явно злоупотребил уксусом, и он начинает протекать сквозь бумагу мне на пальцы, так что приходится держать пакет, отставив руку. Мне хватит моего лакомства До самого дома, затем я вытираю пальцы о бумагу, скатываю ее шариком и отбрасываю ярдов на десять в сторону.

Половина одиннадцатого; Старик со Старушенцией сидят и при свете настольной лампы смотрят телевизор.

- Хочешь ужинать? - спрашивает Старушенция.

- Я поел рыбы с картошкой.

- Тогда ты, наверно, пить хочешь?

- Ничего, ничего. Я сам приготовлю себе какао.

Иду на кухню, завариваю себе какао, возвращаюсь в

гостиную, сажусь на диван у задней стенки и закуриваю. Смотрю картину, которую показывают по телевизору, и думаю об Ингрид. У меня такое впечатление, что я видел эту картину сразу после войны, когда был еще сосунком. Старик сидит, вытянув ноги и попыхивая трубкой, а Старушенция вяжет. Можно сказать, идеальная картина семейного благополучия.

- Ты где же был? - через минуту спрашивает Старушенция, и я уже понимаю, что она сгорает от любопытства.

- В кино.

- Один?

- С Уилли Ломесом.

- Уилли Ломесом? По-моему, я его не знаю, да?

- Это мой товарищ. Мы с ним еще в школе учились.

- В какой, в средней?

- Нет, в начальной.

Она что-то ворчит, а я думаю, что, если бы я был где-нибудь с Ингрид, она бы из меня все подробности выудила или же мне пришлось бы врать. Но даже если бы у нас с Ингрид все было в порядке, я еще не стал бы рассказывать о ней Старушенции. Ей сразу мерещится свадебный колокольный звон. И она начинает отчаянно ускорять события.

Старик нагибается и выбивает трубку о каменную решетку.

- Не понимаю, зачем надо ходить в кино и платить

такие деньги, когда можно смотреть то же самое дома и бесплатно.

- Да ведь это же все старье.

- Ну и что же? Все равно фильмы, верно?

- По телевизору нельзя показывать цветные и широкоэкранные картины.

- Широкоэкранные?

- Ну да, которые больше обычного размера.

Он посасывает потухшую трубку.

- Не думаю, чтобы от более широкого экрана картина становилась лучше,-говорит он.

Мне неохота с ним препираться. Фильм кончился, пошла реклама зубной пасты. Я встаю и бросаю окурок в огонь.

- Идешь к себе? - спрашивает Старушенция.

- Да, пора и на боковую. У меня сегодня был тяжелый день.

- Ты не забыл, что завтра мы все идем на чай к нашей Кристине?

- Нет, не забыл.

Пожелав им доброй ночи, я поднимаюсь к себе. В комнате Джима горит свет, и дверь приоткрыта. Я прохожу прямо в ванную, похожую на большой холоднющий погреб, где, кроме голых крашеных стен, труб и резервуаров для воды, ничего нет, и как можно быстрее мою лицо и чищу зубы. Когда я выхожу из ванной, Джим окликает меня. Подхожу к его двери и останавливаюсь на пороге.

- В чем дело?

Он вынимает из книжки светло-голубой конверт и швыряет его к изножию кровати.

- Письмо тебе.

Я поднимаю конверт, смотрю на него. Он адресован мне, и меня охватывает волнение.

- Где ты его взял?

- Я увидел его, когда поднимался к себе: он лежал в прихожей, у входной двери. Должно быть, кто-то просунул его в щель, пока мы смотрели телевизор. На нем нет штемпеля.

Да и адреса на нем тоже нет - только мое имя. Я сдерживаю желание тотчас вскрыть его.

- А отец с матерью видели письмо?

- Нет, я сразу поднялся с ним наверх, - Джим искоса

хитро поглядывает на меня. - Я бы не сказал, что это мужской почерк, а?

Я улыбаюсь - улыбка расплывается у меня по всему лицу, хоть я еще и не знаю, что в письме.

- Спасибо, дружище. Я тебя за это не забуду в завещании.

- Не стоит благодарности, - говорит Джим.

- Очень даже стоит, только ты об этом ни гу-гу.

- Вот те крест.

- Значит, железно.