Любовь моя

— И в детективе подозреваемые как лепестки ромашки по одному должны «осыпаться», постепенно открывая сердцевину — убийцу? Мозгами лень шевелить? А мне кажется, что все нововведения француза удачно вписываются в произведение. У него одновременно много ассоциативных связей с материалом, поэтому он пишет не в хронологическом порядке. Он мастерски выстраивает интригу, до последнего держит читателя в напряжении. Что еще от него требовать? Сейчас в синтетической литературе многое позволительно, — сказала Инна.

— И ты о Бегбедере много знаешь? — удивилась Аня.

— Как же иначе? Земля слухами полнится. Но мне сведущие люди говорили, что он слабый писатель.

— А каково твое собственное мнение?

— Ничего. Вполне себе такие вещи… Но я всегда стою за воплощенную Пушкиным простую чистую форму прозы и стиха.

— И, тем не менее, ты осилила Бегбедера? Классика уже не греет? А вот «Гомера» в студенческие годы тебе не удалось дочитать, — зловредно напомнила Жанна.

— Когда поумнела, одолела, — неожиданно спокойно ответила Инна. — Так вот, при всем при том, — она продолжила разворачивать начатую мысль, — главными в структуре произведений Бегбедера — их фокусами — являются диалоги. По-моему, приданию им живости и яркости, он уделяет особое внимание. У него прелестная речевая аранжировка событий, хотя герои иногда скатываются в сторону, я бы сказала, личных отношений.

Совсем как у Риты. Она тоже в основном проявляет себя не традиционно, не через действие, а в непредвзятых раскрепощенных диалогах. Они высвечивают чувства и характеры ее героев, воспринимающих жизнь, как говорил Пастернак, «без помпы и парада», именно в них сквозят их судьбы. У нее есть произведения, сплошь состоящие из диалогов. Она предвосхитила «открытие» француза? Еще мне импонирует ее манера высказывать горькую правду с ироничной усмешкой, поражает чувствительность и беспощадная зоркость к нелепостям жизни. Ее герои узнаваемы.

— Всё споро (быстро) и четко разъяснила. Похоже, знаменитый француз больше внимания обращает на фабулу, а не на язык произведения. А ведь слово — мера Мира, — заявила Жанна.

— Одна из… — напомнила Инна.

— По религии — главная. «И было Слово, Слово Божье».

Лена неожиданно для всех произнесла как что-то сокровенное:

«Лишь Слову жизнь дана:

Из древней тьмы, на мировом погосте…

Звучат лишь Письмена.

И нет у нас другого достоянья».

Лишь слова и буквы остаются навечно… Книги.

Наступило длительное, ничем не нарушаемое молчание. Женщины «переваривали» сказанное Леной?

— А как же заявление апостола Павла о том, что Царствие Божье не в Слове, а в Силе? — будто опомнившись, спросила Инна без иронии.

— Эта фраза из другой «оперы», — досадливо поморщилась Жанна.

— У меня даже кровь в жилах от радости закипела. А ты… разочаровала, — насмешливо отреагировала Инна. — Жанна, растолкуй, почему все апостолы мученически погибли? Потому что трижды предавали своего учителя или все-таки потому, что зло непобедимо? Они наблюдали деяния Христа и то отреклись от него. Что же можно требовать от простых современных мирян?.. Теперь во многих людях отсутствует желание уничтожать в себе беса. Добро только на устах.

— И ты по мою душу… — Жанна нервно заерзала на постели. То обопрется о стену, то примостит голову на подушку. И так, и этак ей не нравится, потому что пребывает в несвойственных её характеру сомнениях. Ей стыдно за них, хотя и понимает что в жизни всё на полутонах, что в ней много оттенков серого. И радости маловато, чтобы ее расцветить… А в религии всё на контрастах. Чтобы успокоиться, она взяла на тумбочке книгу, открыла ее на заложенной странице и попыталась отвлечься чтением.

— А теперь говорят, что человек — мера всех вещей, — сказала Аня. — Потому что он единственный способен разгадывать тайны Мироздания.

— И эта мера дана Богом, — добавила Жанна.

— Помолчи! — раздраженно прервала ее Инна. — О мере еще в древней Греции изрек Протагор. Мы сейчас о литературе речь ведем.

— А по мне так важна не форма — она вторична, — а мысль-послание, суть, — продолжила наступать Аня.

— Твое понимание устарело. Каждая эпоха скрывает свои смыслы за формой, а каждый писатель со своей долей правды и вымысла доносит то, что он в ней, в этой эпохе, разглядел. Иногда даже что-то абсурдное. Тогда трагичное становится комичным. И художник наляпает чёрт-те что и говорит: «Я так вижу», — покривила губы Инна.

— Помяните мое слово: мишура стряхнется и все вернется на круги своя. Классические принципы вечны, — категорично заявила Аня.

— И всё? То есть современный писатель должен быть скупым на слова?

— Разные писатели нужны, — спокойно ответила Аня.

«Зачем они затеяли этот спор? Желают больше узнать? Сами хотят высказаться? Время надо чем-то занять?» — привычно, но вяло размышляет Лена.

— Лена, а правда, что писательство не требует осознанности, чтобы не быть предвзятым? — спросила Аня.

— Обо всех не скажу. Иногда, когда я пишу, — да. Материал владеет мной, то ли извне, то ли изнутри… Мысли текут неконтролируемо. Это как бы естественное состояние. А вот когда правлю текст, тут всё подключается.