Любовь моя

— Автоматическое письмо у Пруста переняла?

— Сама его из себя на уровне интуиции «родила», — с улыбкой ответила Лена подруге.

— …Рита пытается противостоять засилию насилия… Искусство должно объединять людей, а не наоборот. А современная культура — шумиха и мода, но не искра, зажигающая свет в душе человека. Ужас, убийства стали ее неотъемлемой частью… и человеческое отчуждение от безудержного эгоистического потребления. Об убийствах в импортных сериалах говорят бесстрастно, как о чем-то обыкновенном, житейском. Ни страха, ни ужаса в глазах. Хорошо изображают только ненависть и злость. И наши артисты им подражают: бьют, калечат без разбора.

Сквозь туман сознания у Лены в мозгу пробилась краткая мысль: «Снизошло прозрение. Наверное, это Анин тезис».

— …А лезвие Ритиной иронии пока не затупилось, не покрылось зазубринами.

— Что, часто пишет о неподобающих, непотребных вещах? — скроив наивную рожицу, спросила Инна.

— Не жалуешь ты Риту. Тебе бы только извращать, передергивать. А у нее четкое интуитивное понимание природы вещей, — сказала Аня и тут же обидчиво подумала: «Опять эти ее дурацкие выходки. И чего Ленка церемонится с ней? Ведь может быстро поставить на место. Ей проще не замечать? Этот вопрос у них раз и навсегда закрыт? Собственно… разве она к ней приставлена?»

— А мне нравится, когда Бегбедер изящно привносит в уже известные факты совсем другое понимание, как бы иначе их расшифровывает. — Аня сознательно ушла от Инниных нападок, не желая быть вовлеченной в перепалку о Рите. — События у него приобретают неожиданный ракурс. Вроде ты знаешь эти вещи, а они вдруг начинают блистать и уже выглядят иначе, не так черно и тоскливо.

— Так ведь «французу для радости и смеха и страдания не помеха», — рассмеялась Инна.

— Не упрощай. Занятный он человек. Наслышана об его громких, я бы сказала, концептуально значимых проектах и экспериментах с жанрами. Его книги устроены по принципу полифонии и полистилистики. Но они, с моей точки зрения, имеют слишком сложную конструкцию. И его часто бросает из стороны в сторону, — сказала Жанна.

— Ты считаешь, что это что-то совершенно новое в литературе? — удивилась Аня.

— Не знаю. Бегбедер экспериментирует с формой, надеясь таким путем лучше донести смысл своих произведений. Он пока не переберет и не испробует массу всевозможных вариантов, не успокоится.

— Молодец, — похвалила автора Инна. — В данном случае его эксперименты не цель, а инструмент, способ.

— Не скупишься на похвалу. Беспрецедентный случай. А на ругань? — с усмешкой поинтересовалась Жанна.

— Когда есть за что.

— Ощущаешь потребность?

— Вся прелесть заключается в том, что у француза нет никакой возможности передо мной оправдаться, — рассмеялась Инна.

«А Лена больше не высказывается. Напустила на себя загадочность и молчаливо демонстрирует свое превосходство? От нее веет спокойной мудростью или безразличием?» — неодобрительно подумала Жанна.

— Инна, знаешь, какой вопрос не дает мне покоя? Рита вне зависимости от французского писателя сама догадалась так писать или все-таки «подсмотрела» и позаимствовала его идею, потому что она созвучна с ее мнением? — спросила Жанна.

— Тоже мне ноу-хау! Дело в том, что подобные вольности всегда были позволительны для пишущих в замечательном жанре «воспоминания». Вот Рита, очевидно, чтобы оградить себя от нападок критиков, и отнесла себя к таковым. Воспоминания — осевой жанр ее творчества, — ответила Инна. — Двадцатый век — эпоха мемуаров. Все кому не лень пытаются…

— Воспоминания — субъективная правда времени. Они корнями уходят в прошлое и соединяют настоящее с будущим, — заметила Жанна. — Индивидуальная память о прошлом — тоже наследие.

— Воспоминания — память сердца. Они бывают не менее художественные, чем романы. В них случается обнаружить и легкость слога, и воздушность фразы, и полезную информацию, — тоже защитила писателей Аня.

— Иногда и более того… — многозначительно усмехнулась Инна.

*

— …И что интересно: Рита только взялась за перо, и вектор ее удачи тотчас расположился в положительном направлении. А ведь где-то, даже в хорошем смысле, идея была авантюрная. Получается, в модную струю попала, когда стало приветствоваться смешение жанров, — заметила Аня. — Я думаю, ее книги выдержат испытание временем.

Инна резко повернулась к Ане и испытующе взглянула на нее, мол, кому поддакиваешь?

«Как уничтожающе-строго посмотрела!» — удивилась Лена.

«Какой недоброжелательный, презрительно-оценивающий взгляд! Актриса. Угомона на нее нет. Раньше она тоже была яростная и активная, но, правда, по большей части очаровательная и жизнерадостная. С ней считались. Может, даже любили. А теперь вот…» — поежилась Аня, но продолжила высказываться.