Любовь на коротком поводке

До меня слишком поздно дошло, что я могла бы остановиться сначала у киоска с подарками и купить цветы. Но, будучи сама пациентом, я не думаю привычными для посетителя категориями. Когда я вкатываюсь в палату Марка, я с облегчением вижу, что там масса цветов. Кроме этого, на подоконнике веселенькие шарики и шеренга плюшевых медведей с наилучшими пожеланиями. Прежнего Марка бы вырвало, вздумай кто-нибудь подарить ему плюшевого мишку. Почему осознание им своей гомосексуальности превратило его в Себастьяна Флайта в глазах его друзей?

Марк лежит в постели такой легкий, как будто он — кучка сухих веток. Его волосы, подросшие со времен той жуткой прически, как в концлагере, которую он в последнее время предпочитал, кажутся редкими и спутанными, как у цыпленка. За те несколько недель после нашей последней встречи он изменился неузнаваемо.

Я останавливаю коляску у кровати и тут замечаю двух молодых людей, сидящих вдвоем в одном виниловом кресле с противоположной стороны кровати. Двое кудрявых юношей, одетых в одинаковые серые рубашки, на которых написано «Бобровое каноэ», и в черных брюках, на которых не написано ни слова.

Ни слова не говорят и молодые люди, сидящие практически на коленях друг у друга, сплетясь руками на манер сиамских близнецов. Они неотрывно смотрят на Марка, как будто ждут от него какого-то важного высказывания, как от оракула. Меня они встретили мимолетной улыбкой, как подругу их общего друга.

— Марк? — Я наклоняюсь к нему и говорю осторожным шепотом.

Он с трудом отрывает голову от подушки, плечи выдаются вперед, как костлявые крылья. Он пытается разглядеть меня, щурится, затем хмурится.

— Кто ты такая? — спрашивает он недовольно. — Ты в инвалидной коляске. Нет, не говори мне… Дебора Керр после того, как она посмотрела на Эмпайр Стейт Билдинг с середины улицы. — И он хрипло смеется своей собственной шутке, молодые люди присоединяются к его смеху.

Господи! Может быть, все дело в лекарствах? Или…

Но теперь он с еще большим трудом грозит мне пальцем и подзывает поближе.

— Ты в порядке? — выдыхает он, когда я наклоняюсь к его лицу. От него слегка пахнет лекарствами.

— Конечно, — отвечаю я, тронутая его заботой. — Это о тебе мы должны…

— Потому что, — хрипит он, — если тебе что-нибудь нужно, дай знать. Понимаешь, мир поделен на сегменты, как апельсин. А поскольку земной шар постоянно вращается на своей оси, то если ты пошлешь заказное письмо, оно попадет к адресату до того, как ты его отправишь.

Тут дело не только в медикаментах, тупо думаю я. Марк потерял разум, а Тед ничего мне не сказал! Я бросаю вопросительный взгляд на двух юношей в кресле. Оба кивают и удовлетворенно смотрят на Марка, как будто он только что сделал необыкновенно умное замечание. Так что, возможно, сумасшедшая здесь я. Что, кстати, предпочтительнее.

— Ох, Марк! — Я не могу справиться с собой, закрываю лицо руками и начинаю бессвязно и тихо бормотать: — Мне так жаль, так жаль!

Жаль? Я говорю это так, будто сама в чем-то виновата. Но в чем? Тут дело вовсе не в том, кто кого бросил десятки лет назад, и даже не в том, кто упал, а кто — подтолкнул.

С технической точки зрения, пожалуй, именно я ушла первой. Но именно Марк из чувства вины хотел, чтобы его бросили. Так или иначе, когда я ушла, я вырвалась из наших отношений с прытью камикадзе и попала прямиком в объятия кого-то, кто, по моему разумению, был полной противоположностью Марка. Он таким и был, этот кто-то, только и всего.

Если бы я тогда вернулась к Марку, смогла бы я предотвратить то, что случилось позже? Не по этой ли причине я сегодня пытаюсь чувствовать себя виноватой? Марк, вернее, то, что от него осталось, снова засыпает. А я сижу в коляске, уставившись на впалую маску смерти, бывшую когда-то его лицом, и размышляю, впервые за долгое время, не могли ли отношения между нами сложиться иначе.

Милостивый Боже, не успела я сбежать в Ванкувер со своим новым дружком, как мне захотелось от него избавиться. Но я держалась, задумав устроить свою жизнь без Марка. Мой дружок был тоже настроен решительно, заявив мне, что, если я попробую его бросить, он меня убьет. Что изначально мне даже льстило, вплоть до того дня, когда я все же решила уехать.

Он застал меня за сбором вещей и пинком отправил мой чемодан через комнату. Это был крепкий чемодан, который родители подарили мне, когда я окончила школу, способный выдержать трудности пути по бездорожью. Но при соприкосновении со стеной он лопнул.

Я помню, как стояла, изумленно глядя на свою одежду, торчащую из чемодана подобно чьим-то внутренностям. Мой — в перспективе — бывший дружок тоже таращился на него. Затем он вспомнил про свою миссию и повернулся ко мне с почти извиняющимся видом. Он должен был выполнить свое обещание.

На самом деле, он недостаточно хорошо ко мне относился, чтобы убить меня или даже попытаться это сделать.