Любовь на коротком поводке

Все, что он хотел, это спустить меня с лестницы и бросить мне вслед то, что осталось от моего чемодана. К тому времени, как я сумела подняться и вытащить мой истерзанный чемодан на улицу, я почувствовала, что на щеке наливается фингал, а голова моя гудела, как пожарный колокол.

Я доехала на такси до дешевой гостиницы, сняла номер, заперла на все замки дверь своей комнаты и сразу же позвонила по междугороднему телефону Марку, чтобы попросить его на следующий день встретить самолет из Ванкувера. К моей радости, он немного удивился, но отреагировал положительно.

Воодушевленная его реакцией, я придумывала варианты воссоединения не только во время полета, но и когда стояла в ожидании своего растерзанного багажа. Затем что-то заставило меня обернуться и сообразить, что ко мне направляется красивый молодой человек и заключает меня в свои объятия.

— Уиппет! — сказал Марк. — Ты выглядишь ужасно. Но все равно мне приятно тебя видеть.

Разумеется, мы не видели друг друга несколько месяцев. И теперь здесь, в аэропорту, я смотрела на него, как на незнакомца. Милый мальчик, с которым я встречалась, молодой человек, за которого я вышла замуж, неверный муж, которого я бросила буквально за несколько минут до того, как он бросил бы меня… ничего этого больше не существовало. Передо мной стоял тепло улыбающийся гей, один из тех, про которых женщины говорят: «Такое добро пропадает!»

Мне казалось — я хорошо помню, что подумала об этом, высвобождаясь из его объятий — что Марк умер. По крайней мере, тот Марк, которого знала я, был мертв.

И сегодня, сидя у его постели, которая вполне может стать для него смертным одром, я точно знаю, что я ничего не могу сделать, равно как и не могла ничего сделать в прошлом. Марку просто суждено быть одним из тех, кто умирает дважды. Однажды — в тот день в аэропорту. И снова — в любой день, в любую неделю, в любой месяц… Только теперь на месте красивого незнакомца лежит кучка высохших костей. Тогда почему, пройдя через все эти смерти, возрождения и трансформации, я сама остаюсь все тем же человеком, все еще цепляюсь за свою роль его студенческой подружки?

* * *

— Не плачьте.

Двое одинаковых юношей провожают меня и мою инвалидную коляску до лифта и по очереди произносят слова утешения, переплетенные друг с другом, как в симбиозе.

— На самом деле, сегодня один из его хороших дней.

— Некоторым из наших друзей было значительно хуже.

— Мы уже потеряли, наверное, около тридцати человек…

— Больше. Скорее, пятидесяти…

— …из числа наших ближайших друзей за последние несколько лет, так что…

— Мы знаем, что вы чувствуете.

— Правда, мы чувствуем то же самое.

Нет, думаю я. Вы — не чувствуете. Не по поводу Марка.

Но я благодарю их и говорю, что мы увидимся в следующий раз. Только много позже, когда Тед заходит в мою палату, я позволяю себе отыграться на нем.

— Это несправедливо! Ты же знаешь. Марк — один из самых умных людей из всех, кого я знаю. Это невозможно — видеть его таким… таким съежившимся. Умственно еще больше, чем физически.

— Да, это несправедливо, — устало соглашается Тед. — Но какой, по-твоему, должна быть правильная медицинская реакция? Есть хорошие дни, есть дни похуже. Очевидно, сегодняшний день из тех, что похуже. Видишь ли, его мозг начинает разбухать, тогда как все остальное тело усыхает. И теперь он…

— И теперь он несет околесицу! Марк бы это возненавидел, если бы знал. Если он знает. Боже, кто может утверждать, что он не знает?

От усталости у Теда мешки под глазами.

— Ты что хочешь мне сказать, а, Дана? Что это я — или ты — должны решить, когда наступит подходящий момент, чтобы дать ему уйти?

Разумеется, когда он об этом говорит, я прихожу в отчаяние.

— Просто… когда я смотрю, каким он стал, я… скучаю по Марку.

На лице Теда появляется редкое для него непроницаемое выражение.

— Я тоже.

Тед моложе меня и Марка. Но он так жаждет стать взрослым, что для меня это настоящий шок — вдруг вспомнить, насколько же он моложе. Особенно сегодня, когда работа и личное горе старят его прямо у меня на глазах.

— Ну конечно. Мне так жаль, Тед!

Это первый и, возможно, единственный, обмен чувствами между нами. Надо отдать нам обоим должное, обниматься мы не стали.

— Я скучаю по Марку, — повторяет Тед. — Но вот что ты мне скажи… Какого черта должен я делать с тем, что осталось лежать в кровати на седьмом этаже?

Ну что можно на это ответить?

Глава вторая

Когда люди говорят, что я должна радоваться тому, что больница уже позади, я признаюсь, что еще больше я рада, что позади осталась утка. Думаю, Мерфи бы меня понял. Он знает, как это ужасно — выполнять физиологические функции по команде.