Любовь не кончается: Джулитта

— Баловались? — язвительно переспросил Моджер. — Значит, для тебя баловство важнее поручения господина? — грозно добавил он и залепил провинившемуся оплеуху.

— Нет, сэр.

Не успел Арно и глазом моргнуть, как за первой оплеухой последовала вторая.

— В таком случае немедленно отправляйся выполнять то, что тебе велели. Но запомни, если я еще раз увижу, что ты бездельничаешь, заставлю тебя целый месяц убирать навоз в конюшне.

— Да, сэр. — Юношу словно ветром сдуло.

Подперев бока, Моджер с важным видом обошел вокруг Джулитты, не сводя с нее глаз. С осени она очень похорошела, но осталась все такой же непокорной и своенравной, как суровые сезонные ветры, обдувавшие нормандский берег и сметавшие все на своем пути. По мнению Моджера, Джулитта поступала крайне неразумно, забавляясь во дворе с простым работником. Господи, ведь ей уже почти пятнадцать — достаточно зрелый возраст, чтобы понимать что к чему. Девушке ее лет непозволительно вести себя как несмышленому ребенку.

— Тебе следует быть осторожнее с молодыми людьми и не давать им повода для… — Моджер насупился. — В общем, это неприлично.

Джулитта гордо вскинула голову.

— Но я не сделала ничего дурного.

Моджер хотел было сказать ей, что она уже не уличная девка и должна вести себя соответственно, но вовремя прикусил язык.

— Леди Арлетт знает, где ты?

— Да.

В этом коротком «да» прозвучал такой вызов, что Моджер сразу сообразил, что Джулитта лжет.

— Пока твой отец во Фландрии, ответственность за тебя несет госпожа Арлетт, — сухо заметил он. — И ты должна беспрекословно слушаться ее.

— С какой стати? — возмущенно фыркнула Джулитта. — Она хочет, чтобы я дни напролет сидела перед горой вонючей шерсти и крутила веретено. Да еще слушала ее охи-вздохи. Она без умолку говорит о Жизели и о том, как нам всем ее не хватает.

— Но ты ведь даже не пытаешься помириться с ней. Я же своими глазами видел, как ты поддразниваешь ее, делая все назло. Неужели ты думаешь, что твоя мать, увидев и услышав все это, одобрила бы поведение дочери?

Джулитта в упор рассматривала его. На ее глазах заблестели слезы, губы задрожали.

— Я ненавижу тебя! — выпалила она и, стремительно развернувшись, побежала к башне, спотыкаясь и увязая в глубоком снегу.

Моджер проводил ее взглядом. Сейчас он окончательно убедился в том, что этой взбалмошной девчонке нужна была твердая рука, рука сильного, взрослого мужчины, способная приструнить ее. Но не отца. Он слишком потрясен событиями прошлого и удручен собственной виной, чтобы справиться с дочерью.

Склонив голову, Моджер неторопливым шагом направился к конюшням. Тем временем Джулитта добралась, наконец, до комнаты Арлетт. Заметно присмиревшая, она обдумывала слова Моджера. Действительно, что сказала бы мать, если бы увидела ее сейчас? Девочка нисколько не сомневалась, что, увидев сражение со снежками, Эйлит непременно бы рассмеялась, но вот насчет всего остального… Джулитта молча опустилась на скамью и взялась за пряжу. В глубине души она не могла не признаться себе в том, что вела себя дурно только потому, что хотела отомстить Арлетт и безжалостному миру, который так жестоко обошелся с ней.

Мрачные мысли терзали душу. Все окружающее не только не радовало взор девушки, но и вызывало раздражение. Желая успокоиться, Джулитта попыталась воскресить в памяти образ Эйлит… но не смогла. Боже, она не могла вспомнить лицо матери! Ее руки задрожали, чуть не выронив веретено, глаза вновь наполнились слезами. Но она продолжала работу, стараясь, чтобы вездесущая, Арлетт ничего не заметила.

Но Арлетт было не до падчерицы: ее одолевали свои проблемы и страхи. Мысли женщины устремились вслед за дочерью, которая впервые в жизни отправилась в дорогу без нее.

Узнав, что Жизели вместе с молодым мужем предстояло пересечь пролив, Арлетт решительно воспротивилась, посчитав такое путешествие слишком опасным. Но Бенедикт настоял на своем, и Рольф поддержал его.

— Я много раз пересекал пролив и до сих пор жив-здоров, — сказал он. — Ты должна отпустить ее. Девушке пора начинать свою жизнь, а не ютиться в твоей тени.

Арлетт не могла не согласиться с Рольфом, но его слова вонзались в ее сердце подобно клинку меча. Расставание она перенесла очень тяжело, прощаясь с Жизелью не только как с дочерью, но и как с подругой, доверенным лицом и союзником. У Арлетт и мысли никогда не возникало о том, чтобы открыть душу перед Джулиттой — кукушонком, насильно подброшенным в ее гнездо. Хватало того, что она с трудом, но все-таки выносила ее присутствие.

Арлетт так и не смогла простить Рольфу замужество дочери и предпочла бы видеть на месте Бенедикта де Реми потомка какого-нибудь знатного нормандского рода. Спору нет, Бенедикт был красивым и воспитанным юношей, кроме того, по словам Рольфа, настолько талантливым, что мог вслепую отличить хорошую лошадь от плохой. Но Арлетт находила, что ему не хватало серьезности и чувства ответственности. Нет, она не утруждала себя поиском недостатков в зяте, просто он был не очень хорош для ее дочери, вот и все. Даже стань Бенедикт святым, Арлетт не одобрила бы этот брак.