Любовь, опрокинувшая троны

Отпустив Гаврилу Блездунова, монахиня отправилась к себе в келью, положила посылку на постель, развернула полотно. С интересом посмотрела на истрепанный и рыхлый, засаленный по краям, покрытый пятнами псалтырь в толстом кожаном переплете.

– Сказывал, молитвы сии во всех ссылках ему помогали? – припомнила Марфа слова гонца, раскрыла книгу наугад и невольно рассмеялась. Там, плотно зажатые между страницами, лежали рядками серебряные десятикопеечные монеты. – Да уж, с такими псалмами и вправду не пропадешь!

Она осторожно, чтобы не рассыпать прилипшие к толстой желтой бумаге монеты, полистала страницы и вдруг увидела меж ними свою расплющенную грамоту. На обратной стороне письма имелось две строчки:

«Кречет – Сийский монастырь.

Соколята на Белом озере»

– Спасибо, княже… – пробормотала Ксения.

Увы, она совершенно не представляла, где именно находится Сийская обитель! Скорее всего, это была такая же дикая глухомань, как и Толвуя. Да и Белое озеро – оно ведь большое. Поди сыщи…

6 декабря 1599 года

Онежское озеро, скит Толвуя

Вскоре после ледостава чащобы вокруг Толвуи наполнились стуком топоров.

Когда еще строиться, кроме как не зимой? Все ручьи, болота, озера и протоки превращаются в прочные ровные дороги; древесина уснувших на зиму сосен суха, как порох; глина, песок или камни – любая земля легко становится твердой дорогой, а после того, как утаптывается снег – еще и скользкой, по которой бревна словно сами собой к стройке бегут. Зимой полевых работ уже нет, все заготовки сделаны, погреба и амбары полны – так отчего бы и не отлучиться из дома ради лишнего заработка?

По льду Онежского озера со всех ближайших деревень мужики привели в Толвую своих лошадей и теперь споро, одно за другим, выволакивали на кобылках из леса длинные коричневые хлысты. Возле старого храма плотники из строительной артели ошкуривали их, выбирали пазы, после чего затягивали на стены быстро растущего дома.

По другую сторону церкви горели костры, бурлили котлы, в каковые монашки и трудницы забрасывали морковь и лук, петрушку и перловку, клали куски крупно порезанной рыбы. Многим работникам требовалось много еды – и маленькая кухня скита с таким числом едоков управиться не могла. Пришлось выходить на улицу.

Жилой корпус рубили прямо вокруг сложенной еще летом печи, постепенно наращивая ее трубу и оставляя продыхи из комнаты в комнату, дабы тепло могло расходиться по дому. Чуть в стороне, на крупных валунах, из остающихся обрезков бревен в полторы-две сажени длиной артельщики ставили звонницу. Пристраивать ее к церкви им показалось слишком хлопотно. Тем паче, что храм требовалось поднимать и менять два нижних венца, подгнивших с западной стороны.

Шум, гам, ругань, во все стороны летела кора и щепа, с грохотом раскатывались бревна, трещали в кострах сосновые обрубки, растекался во все стороны аромат дозревающей ухи, фыркали лошади. И посреди всей этой суеты бегала счастливая игуменья Алевтина, пытаясь чем-то командовать и что-то указывать. Ее никто не слушал – что баба в строительстве понимает? Но монахиня все равно старалась.

В общей суматохе никто не обратил внимания на еще одного смерда с заплечным мешком на спине – голубоглазого, лопоухого, с чахлой короткой бородкой, цвет которой, ввиду скудости волосков, определить было невозможно; одетого в скромный овчинный тулуп, баранью шапку и вышитые валенки. Полюбовавшись строительством, смерд свернул к котлам, покрутился неподалеку, затем заглянул в храм, вышел, отправился к избушкам, но вскоре вернулся к котлам, заходя то с одной, то с другой стороны. Потом тихо подкрался к нарезающей хлеб послушнице и постучал по чурбаку, на котором она работала:

– Тук-тук! Сестренка, ты здесь?

Монахиня резко повернула голову – и уронила челюсть от изумления:

– Гришка!!!

– Ксюшка! – развел руки гость, и женщина радостно кинулась к нему в объятия.

– Братишка! Родной ты мой сирота! Как же я рада тебя видеть!

После долгих обниманий и поцелуев они наконец-то разошлись, и Гриша предложил:

– Давай, помогу!

Гость вынул свой косарь, в две руки они быстро разделались с буханкой, и Ксения поднялась, нашла глазами верную трудницу:

– Полина, принеси нам потом в келью перекусить! Пойду, с братиком поболтаю. Сто лет не виделись! Поначалу даже не узнала.

– Конечно, сестра, – согласно кивнула девушка, за минувшие месяцы заметно округлившаяся лицом и телом и хорошо приодевшаяся. Скромно, во все темное и монотонное, однако сшитое из добротных тканей.

Ксения провела гостя в свою тесную комнатушку, где брат с сестрой снова крепко обнялись.

– Однако зябко тут у тебя и тесно, – поежился Отрепьев, глядя по сторонам.