Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

На коронации, состоявшейся 2 февраля 1626 года, облаченный в белоснежные одежды вместо царственного пурпура Карл прошествовал под помазание на власть в гордом одиночестве: Генриэтта не могла принять корону из рук священника-еретика, а католический пастырь не имел права совершать этот обряд. Место королевы в Вестминстерском аббатстве пустовало. Таким образом, Генриэтта так и не была коронована и помазана на царство. Она же предпочла наблюдать за торжественным шествием с балкона в окружении лиц своего французского двора, чьи смешки и язвительные шуточки разносились далеко вокруг. Все это сильно не понравилось ее подданным и заслужило королеве прозвище «папистской вражины».

Возможно, Бекингем осознал, что зашел слишком далеко в преследовании королевы, ибо это явно не шло на пользу отношениям между двумя странами, и предложил ей войти в состав Государственного совета. Однако Генриэтта от этой высокой чести отказалась, усмотрев в этом очередную ловушку, расставленную ей.

Бекингем послал во Францию лорда Холлэнда и лорда Карлтона с задачей найти последний компромисс. Ришелье завел свою обычную песню об улучшении отношения к католикам, осудил поддержку Англией протестантов Ла-Рошели и удержание французских купеческих судов, обвиняемых в контрабанде. В отместку были задержаны английские суда. Однако же его преосвященство вовсе не желал окончательного разрыва, слишком благоприятного для испанцев. Больше гибкости со стороны англичан позволило бы избежать непоправимого. Но Карл I настолько поддерживал порывы своего Стини, что это иногда приводило к провалу планов фаворита. Он не стал ничего обещать в пользу католиков и пригрозил силой вернуть свои захваченные суда.

Битва с парламентом

В такой обстановке герцог Бекингем убедил своего повелителя созвать парламент, дабы тот профинансировал мероприятия, связанные с Гаагским договором. После роспуска предыдущего парламента произошло поражение Англии на море, маячила перспектива бессмысленной войны с Францией, воцарилось всеобщее возмущение поведением королевы, возросла непопулярность фаворита.

Парламентская сессия открылась 6 февраля и была отмечена событием, чрезвычайно неприглядным для величия короля. В последний момент королева отказалась появиться там под предлогом, что дождь испортит ей туфельки при пересечении улицы. На самом деле Генриэтта не желала, чтобы бок о бок с ней сидела мать фаворита.

Раздосадованный король произнес подобающую случаю речь, и встал больной вопрос о запрашивании кредитов. Однако палата общин устами Джона Элиота выразила свое недовольство:

– Наша честь запятнана, наши корабли погибли, наши люди поплатились жизнью, сраженные не мечом, не врагом, не жестокой судьбой, но теми, кому мы доверились… Просим вникнуть в суть дела, выявить упущения и найти виновного!

Далее поднялся депутат Тёрнер, который первым осмелился назвать имя герцога, задав ему шесть вопросов:

– Разве не герцог причинил потерю кораблей его величества?

– Не связано ли обеднение короны с поблажками, предоставленными семье Вильерс?

– Не мешает ли занятие герцогом множества должностей разумному управлению государством?

– Не потакает ли переход графини Бекингем в католичество сторонникам этой религии?

– Не велась ли продажа должностей и почестей при посредничестве герцога?

– Не стал ли сей факт, что герцог, лорд-адмирал и генерал-аншеф, остался в Англии, причиной провала экспедиции против Кадиса?

Далее в палате лордов появился разжалованный посол лорд Бристль, потребовавшей правосудия у пэров. Он подтвердил, что герцог вступил в сговор с послом Испании Гондомаром, что привело к погибели княжества Пфальцского, и потребовал ареста Бекингема.

Карл выступил в защиту фаворита, утверждая, что главным виновником является парламент, который выделял смехотворные суммы на проведение в жизнь политики этого человека, признанного тем же парламентом спасителем отечества. При этом он не постеснялся оскорбить парламент, напомнив ему, что созыв, работа и роспуск парламента зависят исключительно от его воли.

Герцог никак не мог постичь это остервенение парламента. Ему и в голову не приходило, что он мог совершить ошибки, причинил ущерб королю и отечеству. Бекингем попытался успокоить парламентариев, похвастался своими достижениями в заключении Гаагского договора, пообещал закрепить союз с Францией и обеспечить славное будущее.

– Я думаю лишь о чести моего повелителя, службе государству, безопасности как его величества, так и отечества.

Но парламент настаивал на том, что не может выделять средства правительству, лишенному доверия парламента. Историки полагают, что любой другой монарх для умиротворения парламента принес бы в жертву своего фаворита. Но Карл I не был способен мыслить политически, он вел себя как человек, которого хотят лишить объекта его сердечной привязанности.