Любовь под прикрытием

– А я предпочитаю не художественную литературу. Стихи люблю, но давно не читал, того же Хайяма, Руми, Фирдоуси, Басё, Есенина… – при этом имени Раф взглянул куда-то в сторону, и я поняла, что его внимание вновь отдано не мне. Замолчал, но скоро включился обратно. – Последним, что я читал, были коаны дзен и «Драгоценная сокровищница…» Лонгчен Рабджана. Кажется, это было столетие назад, а не две недели.

– Ты расскажешь мне? – улыбнулась я.

– А тебе интересно?

– Да, конечно.

Но тут к нам за стол подсел Сёмин со своими байками, шумный и тем самым немного косолапый. Было смешно и неловко, но мы тут в гостях…

Взглянув на Рафа, я заметила, что он вновь где-то далеко. Совсем, словно в комнате его и не было.

– Всё хорошо? – спросила я его, когда мы, наконец, избавились от шумного балагура.

– Да, – ответил Раф и отчего-то виновато улыбнулся: – Кнопочка, ты не против, если мы сразу спать? Дико устал.

Конечно, я была не против. Я всё понимаю. Он поцеловал меня в щёку, отвернулся и мгновенно заснул. А мне вдруг стало нечем дышать. Я рассердилась на себя: мне никто не обещал, что будет легко. И Рафу сложно – от всего, что перепало на его долю, так просто не отходят. Хотя прошло три года… В моём сердце щемило. Скорей бы уже домой!

Следующий день обрушился на нас новостями. Тимур Степанович после осмотра сказал, что я поправляюсь не по дням, а по часам.

– Вот что значит спортсмен! Тело привыкло к перегрузкам, дисциплинированное, – подмигнул мне хирург.

– Сколько еще мне ходить в инвалидах? – спросил я.

– Ну, до полного выздоровления, конечно, ещё недельки две. А были б мы в госпитале, выписал бы тебя домой через пару деньков или даже завтра. Всё-таки ты, парень, легко отделался. Миллиметр в сторону, и пробило бы печень, а это, брат, совсем другая история!

Я пожал врачу руку. Да, в некотором смысле мне повезло.

Заглянула Кнопочка, спросила, как дела, хирург повторил свою тираду,и она просияла. Вот с кем мне ещё повезло! Но она видит лишь лучшую часть меня – удивительный дар. От её присутствия сразу становилось тепло,и пространство наполнялось дружественностью и жизнелюбием, звенело её голосом, смехом, обволакивало нежностью,и я вдруг верил в того себя, что живёт в её глазах. Но стоило вспомнить о Таше, о том, что я увидел, и мозг испуганно замолкал. Я будто канатоходец, что балансировал между теплом и холодом, но иногда проваливался и летел в тартарары.

Я понял, ум боится смерти. Недаром учителя древности отсылали медитировать на места кремации: что сказать, когда видишь, как жизнь превращается в ничто?

Правильно, ничего.

А безмолвие – прекрасный момент, чтобы осознать себя. А потом перед глазами в ускоренном режиме прокручивалось прошлое: моё, с Ташей. Я переживал заново ситуации,и они, становясь на какое-то время выпуклыми и объёмными, вдруг затирались, отваливались от меня, словно ракетоносители от спутника.

Кнопка деликатно не мешала мне в эти минуты,и я был ей за это благодарен. И при глубоком анализе я понимал, что она на мой счёт не права: слишком многое мне в себе не нравилось. Аванс – это, конечно, хорошо. Но не слишком ли многими авансами в своё время я воспользовался? И что из этого вышло?

После завтрака к нам явился подполковник Соколов собственной персоной. Подтянутый, бодрый, с огоньком в глазах и хитрющей улыбкой.

– Папуль! – обрадовалась Кнопка и подскочила обниматься. – Ура! Ты приехал!

Я взволнованно встал:

– Есть новости?

– Да нет, просто соскучился. Пришлось лететь в Москву, разве мог не заглянуть? – улыбнулся он и очень дружественно пожал мне руку: – Как самочувствие?

– Спасибо, хорошо, – ответил я, чувствуя спинным мозгом и средним ухом, что визит не просто «на блины».

– Раф у нас герой по выздоравливанию! – заявила моя чудо-Кнопка.

Α Соколов внезапно тепло улыбнулся:

– Да он у нас во всём герой. Чаем напоите с дороги? – и лишь потом, отставив пустую кружку и дожевав пряник, сказал: – Ну вот,теперь можно. Вы позавтракали, и я поел. Никто не поперхнётся. Пойдёмте-ка, ребятки, погуляем.

– Ну-с, начнём с плохого, – начал папа, когда мы вышли на залитые солнцем заснеженные дорожки меж соснами. – Похоҗе, вам придётся покинуть это уютное гнёздышко и съехать с государственного попечения на свои собственные хлеба.

– Нашли? Обезвредили?! – воскликнула Люба.

– Угу, прямо как в кино «Найти и обезвредить», был такой хороший советский фильм.

– Пап, не тяни!

– Кто похитил Любу? – спросил я напряжённо.

– Во-первых, помните, что вы подписывали серьёзную бумажку о неразглашении. И то, что я вам сейчас скажу, приравнивается к Государственной тайне. Рафаэль уже хорошо знаком с этим, а ты, Люба, должна понимать, что всё сугубо конфиденциально и только для ваших ушей.

– Пап, ну я же не маленькая! – возмутилась Кнопка.

А я не выдержал и пошутил, вспомнив, что говорила мне Люба про отцову присказку:

– Зато кукла…

Соколову шутка понравилась. Насмеявшись, он сказал: