Читаем Любовь с немецким акцентом полностью

Стиральная машина у нас стояла в подвале, в специально оборудованной общей комнате, где можно было не только стирать, но и развешивать свои вещи, чтобы они сохли. Моя русская соседка рассказывала, что пожилая дама со второго этажа постоянно пакостит и подкидывает ей в машинку черные носки, когда та стирает белые вещи.

– Не знаю уже, что делать и как бороться! Я уже и по-хорошему, и угрожала ей! Она не признается, но я точно знаю, кто на меня зуб точит! – говорила она, аккуратно складывая свои дорогущие шелковые блузы в корзину.

В тот день путь в четыре этажа я преодолела шесть раз: нужно было постирать и развесить три полные корзины белья. Сил было настолько много, а к тренировочным схваткам я настолько привыкла, что уже их не замечала.

После завтрака я прибралась дома, и мы с Армином пошли гулять с собаками в лес. Тот круг, который мы обычно делали с утра, выгуливая Жасмин и Бакари, был в районе десяти километров. В хорошую погоду, как в тот день, гулять было одно удовольствие! Деревья только-только начинали желтеть, и яркие лучи солнца пробивались сквозь узорные листья. Дорожки были сухие и чистые, а воздух по-осеннему теплый. Схватки по-прежнему не вызывали беспокойства, хотя я то и дело подпрыгивала на одной ноге.

Я еще помню, как мыла собакам лапы, сидя на четвереньках, а потом мы собрались на осмотр в больницу и решили заехать по пути в «Макдоналдс», потому что мне дико хотелось молочный коктейль.

– О, вы снова пришли? Рожать? – обрадовалась медсестра в очках, увидев нас.

– Нет, сегодня только на осмотр. Наверное, до ПДР доходим все-таки, – безмятежно ответил Армин.

Мне, как обычно, установили на живот датчики. Честно, за всю беременность КТГ я ненавидела больше всего: нужно сидеть или лежать и стараться, чтобы твой ребенок не спал в это время. Сидишь, бывает, сорок минут, а датчики ничего не записали, приходится начинать сначала. Для меня это время было самым пустым и неудобным. Ни прогулки, ни спорт, ни домашние дела не доставляли столько дискомфорта, как вот это сидение.

– Малышка спит, наверное? – спросила медсестра, пришедшая снимать показания датчиков. – Встаньте, разомнитесь, поприседайте немного, а то датчики ее не слышат.

Сразу после ее слов я встаю, и вдруг – быдыщ! – из меня неожиданно выливается на пол очень много жидкости.

– Ой, кажется, у меня воды отошли… – говорю я нерешительно.

– А вы точно не описались? – на полном серьезе спрашивает меня медсестра.

И тут, девочки, у меня начались ТАКИЕ схватки, что я поняла, что до этого самого момента я вообще не представляла, какие они могут быть! Искры сыпались из глаз, в промежности поджимало, мне хотелось встать, лечь, но только не сидеть, я думаю, рожавшие меня поймут.

– Эпидуралку! Дайте мне эпидуралку! – вопила я, корчась от боли.

– Мы должны вас осмотреть сначала, потом взять анализы, и только после этого вы подпишете документы на анестезию, и мы вам ее предоставим, – бойко сказал мне доктор, оказавшийся около меня с аппаратом УЗИ.

– Раскрытие один сантиметр, для обезболивания слишком рано, – констатировал он. – Мы сейчас перевезем вас на кресле в родзал, там вам помогут.

Схватка, как волна, она нарастает до пика, а потом резко сходит на нет, давая возможность сделать пару вздохов, потом приходит следующая волна, а за ней еще и еще, бесчисленное множество таких волн. Страшен не сам период схватки, он длится всего несколько секунд, а ощущение, что этот пик никогда не закончится! Я слышала, что раскрытие происходит по одному сантиметру в час, а значит, мне предстояло рожать еще часов десять.

«О ужас! – подумала я про себя. – Я не выдержу!»

Зара была на смене. Она говорила со мной, смотрела в глаза, подсказывала Армину, как облегчить мои страдания. Когда я минут через сорок начала выкручивать ему руки и вгрызаться зубами в подушку, он снова напомнил про то, что мы просили обезболивающее.

Пока анестезиолог до нас шел, Зара надела мне на безымянный палец какой-то датчик, пускавший ток, и я почувствовала невероятное облегчение.

– Это даст тебе немного сил, окей? Может, ты хочешь сменить положение? – мягко спросила она своим гипнотическим голосом.

В родильном зале было все, что можно только себе представить: большая оранжевая ванна, гамак, фитболы разных размеров, акушерская кровать, которая трансформировалась в удобное гинекологическое кресло, какие-то еще приспособления, напомнившие мне еще во время первой экскурсии по больнице какие-то штуки из камасутры. На полочке у окна стояла бутылка шампанского и два бокала.

«Надо же! В Германии роженицы пьют шампанское? – пронеслось у меня в голове. – А в Голландии, интересно, курят травку?»

В моей голове было очень много странных и нелогичных мыслей, и думала я о чем угодно, но не о родах. Зара пробовала помочь мне найти удобную позицию: повернула меня на бок, потом подняла и облокотила на Армина.

– Попробуй стоя! Вертикальные роды – это наиболее физиологичный способ.

Я заорала еще больше:

– Помогите мне лечь обратно на спину!

Перейти на страницу:

Все книги серии Реальная история любви

Любовь с немецким акцентом
Любовь с немецким акцентом

Героиня встретила свою любовь в… брачном агентстве. Она замещала сотрудницу. Он приехал в командировку. На первом же свидании они придумали, как назовут детей. «Мама, я встретила своего мужа», – признаётся она.Можно готовиться к свадьбе? Как бы не так: она живет в Петербурге, он – в Германии. Они не знают родных языков друг друга, общаются на английском, и у нее, и у него за плечами опыт неудачных отношений. Но вспыхнувшая любовь затмевает доводы разума, они забывают обо всем и решаются соединить свои судьбы. Свадьба – не конец сказки, это ее начало.Они выросли на сказках и легендах своих народов, смотрели разные мультфильмы в детстве, их образ жизни, менталитет, их прошлое и представления о будущем так сильно отличаются, что невозможно представить, как они справятся с трудностями перевода.

Алиона Игоревна Хильт

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное