Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере

Часто под видом «любви» преподносятся два тесно связанных друг с другом ее проявления – мазохистская и садистская любовь. В случае мазохистской любви человек отказывается от своего Я, инициативы и целостности, дабы полностью погрузиться в другого человека, который кажется более сильным. Из-за глубоко укоренившихся тревог, порождающих чувство, что человек не может крепко стоять на собственных ногах, он хочет избавиться от своего индивидуального Я и стать частью другого живого существа, чтобы тем самым обрести чувство уверенности и найти опору, которой ему не хватает в себе. Подобное отвержение собственного Я часто восхваляется как пример «великой любви». На самом же деле это форма идолопоклонства, а также акт уничтожения собственного Я. Тот факт, что это явление считают любовью, делает его еще более соблазнительным и опасным.

Садистская любовь, с другой стороны, проистекает из желания поглотить свой объект, сделать его безвольным орудием в собственных руках. Это влечение также коренится в глубинной тревоге и неспособности существовать в одиночку, но вместо того, чтобы находить силу, погружаясь в другого, человек обретает силу и уверенность в ограниченной власти над этим другим. Как мазохистская, так и садистская любовь служат выражением одной и той же базовой потребности, которая проистекает из фундаментальной неспособности быть независимым. Пользуясь биологическими терминами, эту базовую потребность можно назвать «потребностью в симбиозе». Садистской часто бывает любовь, которую родители испытывают к своим детям. Нет существенной разницы в том, является ли их доминирование явно авторитарным или искусно прикрытым, «современным». В обоих случаях оно обычно подавляет силу личности ребенка и ведет в последующие годы к развитию в нем указанных симбиотических тенденций. Садистская любовь нередка и среди взрослых. Часто в длительных отношениях устанавливаются постоянные роли: один партнер олицетворяет садистский, а другой – мазохистский полюс симбиотических отношений. Во многих других случаях происходит постоянная смена ролей – неустанная борьба за господство и подчинение, которую считают любовью.

По сказанному можно судить, что любовь неотделима от свободы и независимости. В противоположность симбиотической псевдолюбви, основной предпосылкой любви являются свобода и равенство: сила, независимость, целостность Я, которое способно крепко стоять на собственных ногах и переносить одиночество. Эта предпосылка верна как для любящего, так и для любимого человека. Любовь – это спонтанный акт, а спонтанность означает – буквально – способность действовать на основе собственной свободной воли. Если тревога и слабость Я лишают человека возможности обрести равновесие в самом себе, он не способен любить.

Чтобы полностью это понять, нужно рассмотреть, на что направлена любовь. Она является противоположностью ненависти. Ненависть – страстное желание разрушения; любовь – страстное утверждение своего «объекта». Это означает, что любовь – не «аффект», а активное стремление, целью которого является счастье, развитие и свобода выбранного «объекта». Это страстное утверждение невозможно, если собственное Я человека увечно, поскольку истинное утверждение всегда коренится в силе. Человек, чье Я искалечено, может любить только амбивалентно; то есть сильной частью себя он может любить, а покалеченной неизбежно должен ненавидеть.

Термин «страстное утверждение» легко понять неправильно; он не означает рассудочного утверждения в смысле сугубо рационального суждения. Он предполагает гораздо более глубокое одобрение, в котором участвует личность человека в целом: его рассудок, эмоции и чувства. Глаза, уши и нос часто бывают не менее надежными, чем мозг, в деле утверждения, или даже оказываются совершеннее. Если оно глубокое и страстное, то утверждение относится к сущности «объекта», а не только к отдельным качествам. Нет более сильного выражения любви Бога к человеку в Ветхом Завете, чем высказывание в конце каждого дня творения: «И увидел Бог, что это хорошо».