Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков

Поэтому прошу тебя дать мне последнюю аудиенцию в Берлине. Здесь необходимо уточнить – когда.

Я не знаю, куда ты собираешься после Вены.

Я хочу вернуть тебе всё – даже твои дружеские письма, которые я бы попросил тебя сохранить для меня, – их не много и они не компрометирующие.

Я не хочу иметь от тебя ничего, кроме того, что храню в своем сердце.

Когда между двумя людьми что-то ломается, мы должны постараться, вспоминая прошлые дни, сделать так, чтобы страдания были как можно меньшими для тех, кто бережет в своих сердцах то, что, как они думали, они сохранят навсегда. Никто не виноват.

И хотя мы уменьшили эти страдания, они всегда будут достаточно велики.

Это мы можем понять только через абсолютную истину

до конца. Никакой мелочности, никакой низости. Протяни мне руку и не забывай эти два года, не забывай ни минуты. И если твое сердце больше ничего тебе не говорит, помни, что оно сказало тебе однажды. Уважай свою привязанность, как я уважаю твою, даже к кому-то, кроме себя.

Итак, мы думаем не о самоубийстве, а о жизни – истинной, порой идеально хорошей, порой ужасно грустной – но единственной, какую мы имеем.

Будем любить других больше, чем себя, и тогда в ужасной печали мы всё равно найдем счастье.

Без этого мы рискуем поступить так, как поступила наша подруга, которая из-за раненого самолюбия сочла за благо причинить огромный вред, забыв все, лишь для того, чтобы помнить о своей ране, с которой ей уже не хотелось жить. Нет, будь благородна.

Я прошу тебя об этом не для меня, а для себя самой. Не запятнай эту прекрасную природу, унаследованную от отца, которого я уважаю за его смирение больше, чем могу тебе сказать, особенно когда я сравниваю его с другими. Этот отец, который всю жизнь тихо страдал и который протянул бы тебе руку всегда и везде, даже если бы ты стала этого недостойна. Я часто думаю о нем и питаю к нему глубокое чувство.

Итак, береги себя до Берлина, то есть сохраняй свои добрые чувства, несмотря на всю печаль, которая, возможно, тебя охватывает. Я думаю, тебе сейчас нужен искренний друг, но не глупый. Друг без мыслей о рутине, но желающий только одного – правды. Разумеется, правды без предательства.

Посылаю тебе одно из моих писем, которые я написал в болезненной лихорадке. Это лишь принципиальное объяснение, которое хотелось бы добавить. Вот и всё.

Напиши мне пару слов, чтобы сообщить, что ты получила письмо и будешь ждать меня в Берлине. […] Не бойся – я буду уважать тебя и уважать себя. Перед лицом истинного несчастья всё это пустяки. Храни тебя Бог. Мне хотелось бы верить в этого Бога, чтобы молиться ему от всей души, чтобы он дал тебе мужество, счастье и справедливость. Чтобы он дал тебе тот покой, который тебе так трудно достичь, из-за твоей чуткой души, твоей сильной впечатлительности. Я преклоняю колени перед тобой, чтобы поблагодарить тебя за каждую минуту твоего существования – без задней мысли, без подлой мысли о том, что это или что-то другое еще может удержать тебя для меня. Нет, я знаю, что в таких случаях ничего не помогает.

Это похоже на гипноз, который овладевает нами, и мы должны оставить наши сердца свободными от чувств, которые задеты. Прощай [без подписи]

* * *

[6.11.1892. Венеция – Вена. I]

Дорогая подруга,

вчера я получил Ваше письмо. Благодарю от души. И только сегодня я получил письмо от Адины[530]

, которая сообщает мне такие печальные новости обо всех Ваших трудностях!

Это ужасно.

Отсутствие актеров, неприятный адвокат, неприятный администратор, отвратительная старая горничная.

Я вижу всё это отсюда.

Что ж, мужайтесь, друг мой. В конце концов, всё это пустяки. И ломаного гроша не стоит, когда добиваешься успеха, а Вы добиваетесь успеха вопреки всему.

Спасибо Адине за все эти подробности, добрая душа.

Я ничего не знал о Вас до сих пор, выражая сильную озабоченность. Самое серьезное – Ваше недомогание. Не пишите, я всё понимаю. Пишите только в случае крайней необходимости.

Смелее – и смейтесь над всеми этими трудностями, с которыми Вы всегда умеете справляться. Чтобы развлечь Вас, я пришлю драму, которую пишу, чтобы скоротать долгие вечера, когда не могу работать.

Вчера набросал весь первый акт за три часа. Хочу писать по акту каждый день и сделать в общей сложности четыре акта. Это черновики. Нет ни стиля, ни деталей, но созданы ситуации, персонажи.

Не смейтесь над этим, а скажите, не слишком ли это глупо! Конечно, ненужные длинноты, выражения не выбраны, но это предстоит сделать позже, и мы сделаем это вместе, если Вы не сочтете это гротеском. Через два-три дня я Вам что-нибудь пришлю.

А пока – да хранит Вас Бог и берегите себя – не пишите мне о делах, если они Вас раздражают, и вообще пишите мне только тогда, когда придет время подумать о нашей встрече. Но если это может отвлечь Вас, перепишите по-итальянски мою драму, изменяя и добавляя то, что Вы хотите.

Вот так мы вместе создадим пьесу… Нежно целую Ваши руки. Алекс

* * *

[6.11.1892; Венеция – Вена. II]

Дорогой друг,