— Вы же сами сказали, — санитарка хмыкнула, — что вы не обычный человек, а народный депутат. Вот только болезнетворные бактерии живут и на самых народных депутатах — и даже на королях с президентами. Не защищает от них ваш мандат, представьте себе! Тут помогут только белый халат и бахилы. Поэтому, пожалуйста, спуститесь на первый этаж и оденьтесь и обуйтесь там как положено. Потом возвращайтесь, и я проведу вас к сыну… А вы, девушка, не бойтесь! Идите сюда! Вы одеты правильно. Только туфельки с бахилами снова наденьте, ладно? Скажите, кого вы ищете?
Бли-ин! Ой, вот ведь блин блинский! Не успела!.. Я с трудом сдержалась, чтобы не завыть в голос.
Но это было абсолютно бессмысленно, так что я постаралась взять себя в руки. Ничего! Бог не выдаст, свинья не съест! Вдруг Студнев-пер все же не видел мои фотографии? Или меня не узнает? Я ведь сейчас и вправду выгляжу иначе, чем обычно.
— Мне нужно увидеть одного пациента, — произнесла я, стараясь говорить вежливо и уверенно — и как можно дольше тянуть время. — В регистратуре — ах, какая милая женщина там работает! — сказали, что его должны перевести сюда…
— Вы тоже к Студневу? — санитарка ободряюще улыбнулась, а я выматерилась про себя большим петровским загибом. — Вы уже пришли. Осталось буквально два шага по коридору — и все…
Студнев-пер медленно, по-бычьи, развернулся ко мне. Несколько секунд смотрел непонимающе — и я вознесла «чему-то там наверху» благодарственную молитву. А потом багровое, перекошенное яростью лицо исказил настолько дикий гнев, что я просто остолбенела от ужаса. Чести мне это не делает, но что есть, то есть.
Всего два шага — и слоновья туша оказалась рядом со мной. Запястье сдавила железная клешня.
— Это что еще за беспредел?! — завизжал старший Студнев. — Почему к моему сыну не пускают меня, отца, а эту прошмандовку — пожалуйста?!
На самом деле он охарактеризовал меня совсем другим словом — точнее, вся речь депутата представляла собой почти беспрерывный поток мата.
— Прекратите балаган! — рявкнула санитарка негромко, но так, что даже мне стало не по себе. — Мужчина, отпустите девушку и перестаньте вопить. Иначе я вызову полицию.
— Ах ты… — Студнев-пер, развернувшись к санитарке, обложил ее жутким матом, но мою руку из захвата не выпустил, а сама я освободиться не смогла, как ни пыталась. — Ничего, хрычовка старая! Наплачешься еще, меня вспоминая. Но с тобой я потом разберусь, а сейчас займусь этой тварью… — и, обернувшись ко мне, внимательно взглянул в мои глаза.
Только сейчас я поняла, что старший Студнев в дымину пьян. По голосу определить это было невозможно: говорил связно, дикция оставалась нормальной. И спиртным совсем не пахло, и координация движений сохранялась вполне приличная. Но Студнев-пер находился сейчас именно в том состоянии, когда любое море — по колено, горы — по плечо, а наказание за преступление кажется чем-то совершенно нереальным.
Мысли у меня в голове метались, словно обитатели голубятни во время пожара. Напугать старшего Студнева сейчас нереально, доводы рассудка тоже не подействуют. Может, мне на колени упасть? Каяться во всех возможных и невозможных грехах?!. Если бы не Васенька в реанимации, это, вполне вероятно, и сработало бы. Но страх за жизнь сына в сочетании с желанием хоть кому-то отомстить за случившееся наверняка окажутся сильнее стремления показаться милостивым и благородным властелином: реальность всегда побеждает игру. Ох, что же делать-то?!.
— Мужчина, оставьте девушку в покое! — Санитарка, похоже, тоже встревожилась, поскольку решительно подошла к нам и попыталась оторвать Студнева-пера от меня. Куда там! Кулаком свободной руки он ударил ее вроде бы несильно, но женщина отлетела к противоположной стене коридора, врезалась в нее и тихо сползла на пол.
Пока старший Студнев разбирался с санитаркой, я снова попробовала вырваться из железной хватки, но так и не смогла. На миг задумалась, не заорать ли во весь голос, но испугалась, что это спровоцирует в дупель пьяного депутата на еще более агрессивные действия, заставит почувствовать себя всемогущим тираном.
Кроме того, совсем неподалеку лежал Сычик. Конечно, был всего лишь один шанс на миллион, что парень, которого только-только прооперировали, услышит крики о помощи, доносящиеся из коридора. Но рисковать я не могла.
Нейтрализовав санитарку, Студнев-пер окончательно переключился на меня. Отпустил мое запястье, но сбежать не позволил. Схватил за плечи и принялся трясти, вопя:
— Это ты во всем виновата!
Разумеется, крики перемежались отборнейшим матом — точнее, мат сопровождался очень небольшим количеством относительно цензурных слов.
— Если вы и дальше будете так истошно верещать, сын может вас услышать, — продребезжала я, стараясь, чтобы голос звучал решительно и уверенно. — Ему это не пойдет на пользу.
— Ты права, — старший Студнев ухмыльнулся так, что мне стало страшно. — Не будем беспокоить больного.
И ударил меня в живот.