Любовь за деньги и без

Студнев-пер все это время неподвижно сидел на полу, обхватив голову руками. Затем, повинуясь приказу друга, встал и, двигаясь неуклюже, словно зомби, подошел к тете Тоне и извинился перед ней таким тоном, словно разговаривал с королевой. Затем свою долю вежливых сожалений о случившемся получила я. Данная процедура явно не доставила народному избраннику ни малейшего удовольствия, но это от него и не требовалось, а формальности были соблюдены полностью.

Когда конфликт оказался полностью исчерпан, я отправилась в туалет, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Увидев собственное отражение в зеркале, выматерилась в голос: в таком виде я очень неплохо смотрелась бы на арене цирка в качестве клоунессы. Я вновь помянула гада Витька незлым тихим словом.

Наштукатурить фейс и причесаться оказалось непросто: руки дрожали, мозги не работали. Но терпение и труд все перетрут, так что из туалета в коридор я вышла, вполне довольная собой.

Увы, все позитивные эмоции исчезли, как только выяснилось, что совсем рядом с женским туалетом стоят Витек с Толиком, явно поджидающие меня. Общаться с этими козлами не хотелось абсолютно, но следовало выяснить, что им от меня нужно. Я ослепительно улыбнулась и жестом королевы разрешила папикам сопровождать себя.

* * *

На улицу я вышла в обществе Витька. Старший Студнев, пыхтя, чуть приотстал.

Осень немного сдала назад, и ночь выдалась погожей, хоть и прохладной. Звезды россыпью бриллиантов сияли на безоблачном бархатисто-черном небе. Золотился серп луны. Редкие огни, горящие в домах, казались разноцветными драгоценными камнями.

— Кстати, мы так и не познакомились толком, — вдруг сказал Витек. — Предлагаю исправить это досадное упущение. Я Шелепнев Виктор Петрович. А как ваше полное имя, Вероника?

Я представилась. Он взял мою руку и поднес к губам, явно стараясь сделать свой жест как можно более интимным и чувственным. И ведь сумел, черт побери!

Я снова выругалась про себя: никогда не думала, что смогу испытывать хоть какие-то положительные эмоции сразу же после такого безумного вечера, как этот. Или так на меня воздействовала обещанная крупная сумма? Или… — я еще не успела осознать почему, но сердце в груди радостно подпрыгнуло — то, что свидетелей разборки в Склифе было слишком много, поэтому избавляться от меня опасно? Все же убийство — очень серьезное преступление, а гибелью широко известной в узких кругах модели наверняка заинтересуется немало журналистов. Если меня не станет, об этом узнают и в Склифе; тогда хоть кто-нибудь из свидетелей сегодняшней разборки непременно отправится в полицию. Конечно, у Анатолия с Витьком хватит денег, чтобы заткнуть очень многие рты. Но сладкая парочка богатеев не застрахована от встречи с хотя бы одним принципиальным человеком, для которого совесть важнее выгоды, — и они сами наверняка это прекрасно понимают. Так что нынешняя безумная ночь резко повысила мои шансы дожить до глубокой старости. Что ж, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло!

— Очень приятно, — сказала я, не в силах сдержать торжествующую улыбку. Витек, разумеется, принял ее на свой счет и тоже начал давить лыбу. А я не могла успокоиться и продолжала демонстрировать миру свои зубы — ни дать ни взять деревенская дурочка!

— Ты хоть знаешь, кому руку целуешь?! — Старший Студнев, тяжело дыша, догнал нас и решительно вмешался в разговор. — Это же шлюха! Не из дешевых, но и не из самых дорогих. Так, ширпотреб.

Мне вдруг почему-то стало очень больно — так, как не было даже от удара в живот. Глупо, правда? Я все знаю о себе и не таюсь от других. Но сейчас, честное слово, почувствовала себя героиней викторианской мелодрамы — «женщиной с прошлым», неприглядную правду о которой узнали друзья, прежде считавшие порядочной свою новую знакомую. Согласна, это полный бред. Я даже задумалась, того ли человека тетя Тоня хотела отправить на Канатчикову дачу.

— Толя, — как ни странно, Витек от вполне разумных слов друга задергался даже сильнее, чем я, — ты мне, конечно, боевой товарищ, только что переживший страшную личную трагедию, и все такое. Но я тоже не железный, поэтому делаю тебе последнее китайское предупреждение. Сегодня ты исчерпал норму свободного выражения собственных мыслей и чувств на годы вперед. Если вякнешь еще хоть что-то, когда тебя не спрашивают, — отметелю как бог черепаху. И за тетю Тоню, и за Веронику, и за всех, кого ты в своей жизни обидел. Усек?

— Это лишнее, — сказала я почти против воли. — Господин депутат абсолютно прав насчет меня — и по поводу моей профессии, и относительно цены. На правду нельзя обижаться.

— Усек, Толя? — На Витька было страшно смотреть даже мне.

Я не сомневалась, что Студнев-пер сейчас ужасно разозлится и снова примется орать или, наоборот, обиженно надуется и гордо удалится в закат — точнее, наверное, уже в рассвет. Однако народный избранник, как ни странно, лишь нахмурился, как грозовая туча, и мрачно кивнул.