Люди Бездны

Я сел на скамейку на набережной Темзы и стал смотреть на отражавшиеся в воде огни иллюминации. Было около полуночи, передо мной то и дело проходили важные господа, возвращаясь домой и явно избегая шумных улиц. На скамье рядом со мной сидели два оборванных существа, мужчина и женщина, клевавшие носом во сне. Женщина сидела, скрестив руки на груди, словно поддерживая туловище, раскачивавшееся в разные стороны, – то она наклонялась вперед, так что начинало казаться, что она вот-вот потеряет равновесие и упадет на мостовую, то клонилась влево, пока ее голова не оказывалась на плече мужчины, а потом женщина опять откидывалась вправо, тут ее будила боль из-за неестественной позы, и она снова садилась прямо. Но вскоре вновь начинала подаваться вперед, и все повторялось сначала, пока она не просыпалась из-за напряжения и неудобства.

Мальчишки и юнцы то и дело останавливались у скамейки, заходили сзади и внезапно издавали какой-нибудь дьявольский звук. Мужчина и женщина резко просыпались, и, видя выражение ужаса на их лицах, зеваки покатывались со смеху и шли дальше.

Это всеобщее бессердечие, с которым сталкиваешься на каждом шагу, больше всего меня и поразило. Всем очевидно, что бездомные – это несчастные безответные существа, над которыми можно измываться как угодно. Должно быть, тысяч пятьдесят прошли мимо скамейки, на которой я сидел, и ни один в такой торжественный день, когда короновали короля, не ощутил сердечной потребности подойти к женщине и сказать: «Вот вам шесть пенсов, найдите себе ночлег». Напротив, женщины, особенно молодые, отпускали остроумные шутки по поводу телодвижений бездомной, неизменно вызывая смех у своих спутников.

Британцы назвали бы это жестокостью, а я бы сказал, что это настоящее изуверство. Признаюсь, меня уже начала выводить из себя эта текущая мимо веселая толпа, и я даже с некоторым удовлетворением привожу выдержку из лондонской статистики, свидетельствующую, что каждый четвертый житель столицы обречен окончить свои дни в благотворительном заведении, таком как работный дом, больница или богадельня.

Я разговорился с мужчиной. Ему было пятьдесят четыре, и раньше он работал портовым грузчиком. Теперь же ему удавалось получить работу лишь изредка, в горячую пору, когда требовалось много людей, в другое время брали тех, кто моложе и сильнее. Он уже неделю спит на скамейках на набережной, но на следующей неделе надеется поправить свои дела, поскольку есть шанс получить работу на несколько дней, и тогда он сможет заплатить за койку где-нибудь в ночлежке. Всю свою жизнь он прожил в Лондоне, за исключением пяти лет, когда в 1878 году отправился служить в Индию.

Конечно, он не прочь перекусить, и девушка тоже. В подобные дни таким, как они, приходится особенно тяжко, несмотря на то что все полицейские заняты и у бедноты появляется возможность получше выспаться. Я разбудил девушку, или скорее молодую женщину («Мне двадцать восемь, сэр», – сообщила она), и мы отправились в кофейню.

«Сколько работы, установить все это освещение», – сказал мне новый знакомый, когда мы проходили мимо одного особенно ярко сверкавшего здания. Это был лейтмотив всего его существования. Всю свою жизнь он работал, для него работа служила мерилом вселенной и собственной души.

– В коронации было и кое-что хорошее, – продолжил он. – У народа была работа.

– Но вы-то остались голодными, – сказал я.

– Да, – ответил он, – я пытался, но шансов у меня не было. Возраст против меня. А где ты работаешь? Моряк, что ли? По одежде вижу, что моряк.

– А я знаю, кто вы, – сказала девушка. – Итальянец.

– Нет же, – с горячностью возразил мой спутник. – Янки, вот он кто. Зуб даю.

– Господи ты боже, только посмотрите на это! – воскликнула она, когда мы очутились на Стрэнде, зажатые ревущей и веселящейся толпой, мужчины драли глотки, девушки подпевали им высокими надтреснутыми голосами:

Коронация сегодня, покутим, гип-гип ура!Попраздновать на славу и выпить нам пора,Вино, виски и шерри рекою потекут,И будет веселиться весь день счастливый люд.

– Какая же я грязная, где я только не побывала сегодня, – сказала моя новая знакомая, когда мы уселись за столик в кофейне. Она принялась протирать глаза, в уголках которых скопилась грязь. – Зато я повидала много чего интересного, хотя и грустно было одной. Герцогини и леди, все в таких белых платьях. Красавицы-раскрасавицы. Я ирландка, – сообщила она, отвечая на мой вопрос. – Меня зовут Айторн.

– Как? – переспросил я.

– Айторн, сэр, Айторн.

– Можно по буквам.

– А-й-т-о-р-н, Айторн.

– Ах вот как, вы ирландская кокни.

– Да сэр, родилась в Лондоне.