Люди Бездны

Я стоял вчера в комнате одного из так называемых муниципальных домов, недалеко от Лемон-стрит. Если бы мне дано было заглянуть в безотрадное будущее и я увидел там, что мне предстоит до смерти жить в такой комнате, я бы ни минуты не медля отправился к Темзе и утопился, сократив таким образом срок найма.

Это была не комната. Уважение к языку не позволяет называть это помещение комнатой, так же как называть халупу дворцом. Это была нора, логово. Размером семь на восемь футов, с потолком таким низким, что на долю жильца приходилось меньше кубических метров воздуха, чем полагается британскому солдату в казарме. Почти половину комнаты занимало жуткое лежбище с рваными одеялами. А между колченогим столом, стулом и парой ящиков с трудом можно было протиснуться. Все движимое имущество в этом жилище едва ли тянуло на 5 долларов. Голый пол и буквально сплошь покрытые кровавыми пятнами стены и потолок. Каждое такое пятно свидетельствовало о насильственной смерти какого-нибудь клопа, поскольку весь дом кишел паразитами, с которыми ни один жилец не мог справиться в одиночку.

Человек, обитавший в этой дыре, портовый грузчик Дэн Каллен, в это время умирал в больнице. И несмотря на всю свою скудость, обстановка несла отпечаток его личности, давая представление, какого рода человеком он был. На стенах висели дешевые картинки с изображением Гарибальди, Энгельса, Дэна Бёрнса и других вождей трудового народа, а на столе лежал роман Уолтера Безанта. Он знал Шекспира и, как мне сказали, читал труды по истории, социологии и экономике. А был он самоучкой.

На столе посреди невообразимого беспорядка валялся листок бумаги, на котором было нацарапано следующее: «Мистер Каллен, пожалуйста, верните большой белый кувшин и штопор, которые я вам одолжила», – предметы эти дала ему соседка еще в начале его болезни и теперь требовала назад, опасаясь, что он умрет. Большой белый кувшин и штопор, очевидно, для обитателя Бездны вещи слишком ценные, чтобы, не вытребовав их назад, позволить другому ее обитателю спокойно отойти. До самого конца душа Дэна Каллена была обречена терзаться от того убожества, из которого она тщетно пыталась вырваться.

История Дэна Каллена совсем короткая. Но в ней многое можно прочесть между строк. Он родился в простой семье, в городе и стране, где сословные различия очень жесткие. Всю свою жизнь он трудился, изо всех сил напрягая мускулы, а поскольку он пристрастился к книгам, воспламенившим его душу, и мог «написать письмо, как законник», – товарищи выбрали его, чтобы он ради их блага трудился, изо всех сил напрягая мозги. Он стал представителем грузчиков фруктовых компаний в лондонском совете профсоюзов и писал хлесткие статьи в рабочие газеты.

Он ни перед кем не пресмыкался, даже перед своими хозяевами, которые могли лишить его средств к существованию, он свободно высказывал свои идеи и не боялся бороться за справедливость. В вину ему вменялось то, что он стал одним из предводителей «всеобщей стачки портовых рабочих». Этим он подписал себе смертный приговор. С этого момента на нем стояло клеймо, и каждый день в течение более чем десяти лет он расплачивался за свой поступок.

Грузчики – это поденщики. Работы бывает то больше, то меньше, в зависимости от количества товаров и необходимости в рабочих руках. Дэна Каллена всячески обходили. Совсем его не выгнали (что вызвало бы скандал, хотя и было бы гораздо гуманнее). Бригадир вызывал его дня на два-три в неделю, не более. Это называется «дисциплинировать» или «снять стружку» с рабочего. А означает – заморить голодом. Мягче не скажешь. Десять лет такого существования разбили ему сердце, а человек с разбитым сердцем не может жить.

Он слег в своем ужасном логове, которое от его беспомощности сделалось еще ужаснее. У него не осталось ни родных, ни друзей, одинокий старик, озлобленный и разуверившийся в людях, вынужденный бороться с паразитами в каморке, с заляпанных кровью стен которой на него взирали Гарибальди, Энгельс и Дэн Бёрнс. Никто не навещал его в этих переполненных муниципальных бараках (где он не завел никаких знакомств), и он был оставлен гнить заживо.

Но с далеких окраин Ист-Энда пришли к нему сапожник с сыном, единственные его друзья. Они убрали комнату, принесли из дома чистое белье. Вытащили из-под него серо-черные от грязи простыни. И привели сиделку из Олдгейтского благотворительного общества.

Она умыла его, перетряхнула постель и стала с ним беседовать. А разговаривать с ним было весьма интересно, пока он не узнал, как ее зовут. Да, ее фамилия Бланк, ответила она, ничего не подозревая, и да, сэр Джордж Бланк ее брат. Тот самый Джордж Бланк? – загрохотал Дэн Каллен на своем смертном одре. Получается, сэр Джордж Бланк, поверенный управления доков Кардиффа, который больше других повинен в разгроме кардиффского профсоюза портовых рабочих, ее родственник? И она его сестра? Тут Дэн Каллен сел на своем жутком лежбище и обрушил анафему на нее и весь ее род; и она убежала и больше не вернулась, потрясенная неблагодарностью бедняков.