Люди, горы, небо

Шумейко не обращал на него внимания, может быть считая, что и ему невредно прислушаться, о чем толкуют на катере рыбоохраны, присмотреться, как живут. Ведь вот даже рот раскрыл, когда Семернин о флотских буднях рассказывал. Ему бы еще о фронте порассказать – книжек, видно, не читает, но к таким былям неравнодушен, задевают они, подстегивают его воображение. Мечтает же и он по молодости о чем-нибудь таком исключительном, героическом. Вот эту склонность да развить бы в нем! А то сам он ее претворяет в своей каждодневной практике в дела незавидные, мелко пакостничает. Это, пожалуй, учесть бы стоило на будущее…

– Дак опростоволосились! Бескудников, он ведь тоже с головой, – сказал, покраснев, Саша.

– Бескудников, понятно, не тебе чета, – ухмыльнулся Васька. – Ты и на флоте своем растяпой был. Вон тебя по рукам тот чужак огрел – руки-то зачем подставил?

– Поговори, - нахмурился моторист, но, парень мягкого нрава, простодушный, тут же и признался чистосердечно: – Поначалу, понятно, конфузы у меня были. Дело не в руках - там не уследишь, по какому именно месту и когда тебя треснут. Могут и по башке даже. А вот действительно как пришел я на службу, ну, было смеху. Никакая наука в меня не лезет – и баста. Однажды на вахте принял ныряющего кашалота за подводную лодку, всполошил всех, тревогу поднял… После чего заставили меня чуть ли не наизусть заучить памятку пограничнику по наблюдению за подводными лодками. А я на своем стою: так запеленговал шхуну-нарушительницу, что она по моим данным должна была оказаться на суше. Во фокус был! А потом ничего, втянулся, книжки стал почитывать, премудрости усваивать… машину изучил, меня, значит, сразу в мотористы. Пошла служба, пошла-побежала!

Белые стволы берез по берегам мелькали частоколом.

«Жаль, что природа иной раз сила непростительно пассивная, статичная, – подумал расслабленно Шумейко. – А то вот гонишься за браконьером – и не встанет на его пути извергающийся вулкан, не взбунтуется речная вода, нет, спокойно рябит себе на мелях, а то даже и не рябит, кажется сытой, гладкой – вот уж истинно, ей-то что, воде?!»

Опять вздымались и опадали невероятные пламена заката. И тем невероятней, фантастичней они были, что горы на переднем плане оттенились черным-черно, кочковато легли фитильным нагаром. А там дальше волшебство, пиротехника – и не хочется думать о браконьерах, глядя на такой разгул красок. Браконьер, впрочем, понятие относительное: один не задумается закрыть грибом атомного взрыва столь дивный закат, плоть от плоти веществ Земли и неба, другой беспутно погубит живую реку вредными отходами какого-либо заводика, третий убьет ради забавы птицу… Злоба и глупость – самые непродуманные, но не самые слабые звенья в многосложной системе «человек». Он венец творения. Ну, а Васька Шалимов? Да ему до человека шагать и шагать! Он из тех, о ком Потапов говорит: «браконьер по натуре». Вроде Бескудникова, хотя, может, в полном объеме еще не развился, не дорос. Так дорастет, если вовремя не сломать дурную его натуру. Убеждением или силой – это уж как придется.

20

Почти без дождей подошло к концу нежаркое лето.

Браконьерства на реке поубавилось не очень. Шумейко и не рассчитывал легковесно на его полное искоренение. Рыба есть рыба, она смущает неустойчивых…

Катер рыбоохраны шел против течения, вверх по реке, а вниз по ней, мимо, проплыл знакомый эвен с балаганчика. Рядом – жена с папироской в зубах, одетая в зимнее пальто с лисьим воротником, чумазый мальчуган в картузе, их сын, и знаменитая собака, любительница возни с посудой. Они уезжали к себе в село, как не оправдавшие надежд (завалили план). И то сказать: бесконтрольно они там жили; хищники под боком пригрелись… Теперь по крайней мере можно быть уверенным, что на балаганчике будет спокойно. Там теперь Никодим Сергеич за главного – старик неподкупный и влюбленный в природу. Перевели его из бригады рыбкооповских ловцов на самостоятельное дело. Он-то человек вольный, пенсионер – ну, попросили… Послушались совета Шумейко.

Вот и сено косить нужно уже не мешкая. А для рыбоохраны опять забота: много появилось косарей по всей реке, и каждый в основном на уху рассчитывал, на кетовую икорку.

Катер повернул к берегу – оттуда призывно махали косцы, что-то им понадобилось. Оказалось, забыли соль, нет ли соли…

– А косы вы не забыли? – пошутил Потапов.

- Остальное все взяли.

– И бруски?

– Ну.

– И отбойники?

Молодой, серый от пыли лесоруб, рубаха навыпуск – видно, бригадир в группе косцов – засмеялся:

– Ну. Говорю – все взяли.

– В том числе и сеточку?

– А зачем? – не без хитрецы осведомился бригадир. – Чтобы вы отобрали? Вот мы на этом, которое поблизости, улове возьмем рыбу, еще одну – на другом, нам и хватит.

Выглянул из рубки Шумейко, погрозил пальцем:

– Если мы узнаем, что на каком-либо улове дают вам рыбу, отберем у них билет. Они заготавливают юколу для эвенов по особому разрешению, у них план горит. А кто – для госпромхоза. Вас же, касатики, тут много таких по берегу наберется, что на лосося зубы точат.