Люди на войне

Сницер (1894 г. р.), неграмотная крестьянка из Каменец-Подольской области, отбывала в Карлаге годичное заключение за невыполнение мясопоставки государству.

Двенадцатого августа 1941 года постоянной сессией Кароблсуда при Карлаге по статье 58–14 за «дезорганизацию лагерного производства», что выражалось все в том же отказе от выхода на работу по религиозным убеждениям, были приговорены к расстрелу сразу восемь женщин: Надежда Фролова, Александра Бурцева, Пелагея Уколова, Анна Меняйлик, Евгения Першина, Совета Грищук, Анна Глушанкова и Дарья Чернова. Одна из смертниц отбывала двухлетний срок заключения, еще три — трехлетний.

Тринадцатого августа к расстрелу тем же судом по той же статье была приговорена Феодосия Жихарева.

На следующий день, 14 августа 1941 года, постоянной сессией Карагандинского облсуда при Карлаге по тем же статьям и тем же основаниям к расстрелу были приговорены Е. В. Михаленкова и Софья Ковтун, отбывавшие наказание в Бурминском отделении Карлага.

Двадцать пятого августа 1941 года тем же судом за «контрреволюционный саботаж под видом религиозных убеждений» были приговорены к расстрелу Дарья Дьяченко, Матрена Дмитриева, Прасковья Рыжкова-Печенкина, Парасковья Татарикова (в том же деле именуется также Татарыковой), Анна Каспрук.

Почти все осужденные — малограмотные или неграмотные крестьянки. Прошений о помиловании они не подавали.

В заседаниях 14 и 17 октября 1941 года Верховный суд Казахской ССР утвердил смертные приговоры всем, кроме юной Дворниковой (1923 г. р.), которой расстрел заменили десятью годами лагерей. Ее расстреляли годом позже по приговору того же суда по той же статье. В составе Судебной коллегии по уголовным делам ВС Казахской ССР, утвердившей смертные приговоры, двумя из трех участников заседаний были женщины — М. В. Фалеева и Н. П. Морозова, причем Фалеева председательствовала в заседании от 14 октября.

Пятнадцатого ноября 1941 года Л. П. Берия направил Сталину записку с просьбой разрешить НКВД привести в исполнение приговоры к смертной казни, вынесенные военными трибуналами округов и судами общей юрисдикции, не дожидаясь их утверждения высшими судебными инстанциями. Процедура утверждения приговоров занимала несколько месяцев, причем высшей инстанцией на самом деле была комиссия Политбюро ЦК ВКП(б), куда ВС СССР направлял свои решения. В результате в тюрьмах НКВД «скопилось» 10 645 человек, приговоренных к расстрелу. Речь шла о тыловых районах; в прифронтовой полосе право утверждения приговоров военных трибуналов к высшей мере наказания принадлежало военным советам фронтов, с немедленным приведением приговоров в исполнение. Сталин завизировал записку, и уже 17 ноября 1941 года вышло постановление ГКО, практически дословно ее повторявшее.

В порядке выполнения постановления ГКО 25 ноября 1941 года в подвале Ряжского райотдела НКВД были расстреляны 36 заключенных Ряжской пересыльной тюрьмы. Расстреливали сотрудники Управления НКВД по Рязанской области и Ряжского райотдела НКВД. Треть расстрелянных, 12 человек, были «активными верующими». Среди них один мужчина и одиннадцать женщин. Все женщины принадлежали к общинам истинно-православных христиан, все (за исключением 59-летней учительницы Анны Георгиевской) были крестьянками, жили до ареста в различных селах Рязанской области, в большинстве своем в селах Куймань («контрреволюционная группа церковников селения Куймань») и Парой. К расстрелу они были приговорены в сентябре и октябре 1941 года в различных заседаниях судебной коллегии по уголовным делам Рязанского облсуда и Военного трибунала (далее — ВТ) войск НКВД Московской области.

Замена смертной казни заключением встречается в делах верующих за 1941‐й — начало 1942 года крайне редко. Для этого был необходим на самом деле вопиющий повод. Так, 18 июля 1941 года Кировский облсуд приговорил Анастасию Перешеину по статье 58–10, ч. 2 к расстрелу. Верховный суд РСФСР на заседании от 12 августа 1941 года оставил приговор в силе, отметив, что осужденная «единоличница, церковница, судима в 1941 г. за невыполнение государственных обязательств… Проживая в дер. Перешеинцы Оричевского р-на систематически среди населения проводила контрреволюционную агитацию, используя при этом религиозные предрассудки граждан, клеветала на политику Партии и Советского Правительства».