Люди под Дождем. Избранные беседы за 5 лет

Горбачев: Нет. Во главе них стояли многие достойные люди, которые известны были нам всем, их избрали. На них, конечно, часто навешивают такого, что можно их принять за кого угодно, но это — нет. Свобода в Советском Союзе, гласность в Советском Союзе, свобода в странах Центральной и Восточной Европы, вывод наших войск из этих стран— это все огромные акции, очень важные для этих народов и для мира.

Зыгарь: Последнее, о чем я попрошу вас — выступить с пожеланиями.

Горбачев: Я обычно заканчивал многие беседы словами, что я оптимист. И тогда сразу возникал вопрос: «Да?» — а я отвечаю: «Я сразу разъясню, что такое пессимист. Пессимист говорит: «Ну и жизнь, хоть в петлю полезай», — а оптимист говорит: «Ничего, еще хуже будет».

Зыгарь: В этот раз, надеюсь, вы ошибетесь, и хуже уже не будет.

2015

Константин Райкин «Самые тяжелые времена изобилуют поводами для счастья»

/// Юлия Таратута

Звукорежиссер попросил сказать что-нибудь для проверки микрофона, и мы с Константином Райкиным стали по очереди считать. Вы слышали когда-нибудь, чтобы считали вслух талантливо? Я слышала. Четкие, наполненные слоги, уникальный звук голоса, драматизм — не перепутаешь, если и не слышал годами. Константин Райкин больше не снимается в кино. Он выбрал сцену театральную, а остальное время тратит на управление театром и актерскую школу.

Сегодня выездной выпуск, потому что собеседник — человек, пригласивший нас в гости, Константин Аркадьевич Райкин. Если люди вдруг не в курсе регалий нашего гостеприимного хозяина, то Константин Аркадьевич не только художественный руководитель театра «Сатирикон», но и художественный руководитель Высшей школы сценических искусств, на территории которой мы и находимся.

Таратута: Первый вопрос такой. В какие минуты сейчас вы особенно скучаете по отцу?

РАЙКИН: Я НЕ ЗАМЕЧАЮ, В КАКИЕ ОСОБЕННО. Я ВООБЩЕ ПО РОДИТЕЛЯМ СКУЧАЮ. У МЕНЯ ПРОИСХОДЯТ КАКИЕ-ТО ВНУТРЕННИЕ ДИАЛОГИ С НИМИ, С ПАПОЙ И С МАМОЙ. И Я С НИМИ СВЕРЯЮ СВОЮ ЖИЗНЬ, ПЫТАЮСЬ С НИМИ СОГЛАСОВЫВАТЬСЯ.

Таратута: В этом и был вопрос. Речь шла о том, что вас сейчас цепляет настолько, что хочется сверить позиции?

УЖ НЕ ЗНАЮ, ОТКЛОНИЛСЯ Я ОТ ЭТОГО КУРСА? НАВЕРНОЕ, ОТКЛОНИЛСЯ, КАК И ОНИ БЫ ОТКЛОНИЛИСЬ, ЖИВИ ОНИ СЕЙЧАС. Я ВИДЕЛ, КАК ПАПА, ЗАСТА В ПЕРЕСТРОЙКУ, БЫЛ ОЧЕНЬ ОБЕСПОКОЕН, ОЗАДАЧЕН, И РАД, И МНОГИМ ШОКИРОВАН. В ОБЩЕМ, РАЗБИРАЛСЯ, ПОСКОЛЬКУ ОН БЫЛ ОЧЕНЬ ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК И НЕ ДОГМАТИЧНЫЙ.

Райкин: Я сверяюсь по тому, как живет театр имени папы, который он передал мне, и вообще, как мы живем. Иногда я делаю это с помощью родителей, может быть, неосознанно. Но я все-таки воспитан в их семье, значит, я был как-то направляем ими. Уж не знаю, отклонился я от этого курса? Наверное, отклонился, как и они бы отклонились, живи они сейчас. Я видел, как папа, застав перестройку, был очень обеспокоен, озадачен, и рад, и многим шокирован. В общем, разбирался, поскольку он был очень живой человек и не догматичный.

Таратута: Как вам кажется, нынешний год вызвал бы у него страх, ужас, аллергию?

Райкин:

Я думаю, все, что вы перечислили. И обязательно какую-то радость — потому что, я думаю, появился целый ряд вещей, к которым мы с вами привыкли и воспринимаем как должное и само собой разумеющееся. Но он заново обрадовался бы чему-то: например, отсутствию каких-то сложностей тоталитарного режима. Но при этом был бы, наверное, и страх, и ужас оттого, что свобода принесла с собой много новых неожиданных проблем, острых и тяжких. Я думаю, что у него был бы целый букет разнообразных ощущений.

Таратута: Что могло бы вызвать его раздражение?

РАЙКИН: РАЗДРАЖЕНИЕ — ЭТО ВООБЩЕ НЕ ОЧЕНЬ ТВОРЧЕСКОЕ ОЩУЩЕНИЕ. РАЗДРАЖЕНИЕ — ЭТО МЕЛКОЕ ЧУВСТВО, ЧТО-ТО КОЖНОЕ, ПОВЕРХНОСТНОЕ. А ВОТ ВОЗМУЩЕНИЕ, ГНЕВ — ЭТО УЖЕ СЛОВА…

Таратута: Соответствующего масштаба.

Райкин: Да. Я считаю, что я в какой-то степени могу смотреть на жизнь его глазами. Возможно, это самонадеянно звучит, но я по себе поверяю какие-то его гипотетические взгляды. Я думаю, что мы достаточно похоже воспринимали жизнь — притом что и спорили иногда очень жарко. То, что у меня вызывает ощущение очень большой острой тревоги, — то же, я думаю, вызвало бы и у него.

Таратута: А что вызывает вашу тревогу?