Но как только тема коснется чего-либо выходящего из пределов советской внутриполитической обыденщины, гижевец, за редкими исключениями, безнадежно пасует. Ему, по существу малограмотному, труден даже простой научный репортаж, не говоря уже о популяризации или литературной обработке полученных от научного работника сведений. Вот почему отделы культуры во всех советских редакциях всегда остро нуждаются в работниках, и лица, умеющие бойко и грамотно популяризировать советскую науку и искусство – в большой цене и пользуются особыми привилегиями: будучи в начале 30-х гг. в Средней Азии, попавши туда непосредственно с Соловков, я мог, работая в сфере культуры, печататься даже под своим именем, получал без задержек, по просьбе редакций, разрешение сопровождать различные экспедиции в самые глухие углы Средней Азии, и не был обязан выкрикивать беспрерывные «ура тов. Сталину». Достаточно было простых подтверждений успехов научной и культурной работы в СССР, а это я мог делать, ни вступая в компромисс со своей совестью, ибо, несмотря на всю мощь страшного пресса советской системы, творческие силы и талантливость русского народа не убиты. Они лишь приглушены, зажаты в невиданные в истории тиски, давление которых они все же порой пробивают своей непреоборимой стихийной силой!
Средняя Азия – страна чудес, страна непомерных возможностей исследований и открытий во всех областях знания и творчества, будь то геология, экономика, история, биология, поэзия, музыка или даже… уличный кукольный театр, зародившийся там, а не в Европе и переславший в дальнейшем, вероятно, с арабскими или венецианскими купцами своего продувного, остроумного героя – «Амак-Пальвана», принявшего в Турции имя «Карагеза», а под небом Италии – любимца толпы – «Пульчинеллу».
Мозг советской системы ясно учитывает культурное и экономическое значение этой страны, бросает туда крупные научные силы, тратит на это огромные средства, и поэтому там с особою яркостью рисуется подлинное отношение коммунизма к истинной всечеловеческой, надполитической, свободной науке…
В 1929 г. в Ташкенте был созван 5-й всемирный геологический конгресс[106]
. Реклама была огромна, рассчитана на мировую прессу, но этот пропагандный трюк постигла неудача в самом его начале: кроме Германии, с которой тогда была «дружба», ни одно государство мира не прислало своих представителей ни этот «всемирный» конгресс. Пропаганда своих «достижений» в Европе была сорвана, но для внутреннего пользования годилась и прибывшая в печальном одиночестве немецкая группа. За ней ухаживали всеми способами, закармливали на роскошных банкетах, угощали экзотикой в виде концертов национальной узбекской музыки, оглушавшей несчастных немцев диким ревом двухметровых «карнаев», поистине иерихонских труб, могших в библейские времена разрушить глинобитные стены этого города, возили на научные прогулки в интересные и живописные места.Главными докладчиками от русских были сомнительный ученый, но ловкач и пролаза академик Губкин[107]
, выступавший с темой «сера в Каракумах», и светило русской геологии, теперь умерший, академик Обручев, прочитавший блестящий доклад «проблема лесса» – плодоносной пыли азиатских пустынь. Блеск этого доклада затмил в глазах немцев и серую скуку остальных исключительно прикладных, слабых с точки зрения науки сообщений и предельное невежество приветственных речей местных «вождей», в которых узбекская репродукция Калинина, абсолютно безграмотный глава Узбекистана Ахун-Бабаев упорно именовал незнакомую ему даже понаслышке «геологию» – привычной «идеологией»…Горы Ферганы и обнаженные геологические особенности их строения произвели на немцев потрясающее впечатление: «Das ist ein Paradies fbr Geologarbeiter![108]
– восклицал старый, сентиментальный профессор Кайзер, – почему же вы, русские геологи, столь талантливые и эрудированные, пренебрегаете этими сокровищами знаний, раскрывающими свои тайны у ваших ног? Почему вы предпочитаете этой высокой работе разрешение чисто промышленных проблем – удел ремесленников науки, но не ее творцов и мыслителей?»Хитрый, изворотливый Губкин ускользнул от прямого ответа, но прямодушный Обручев, думая, что никто из окружавших не понимает немецкого языка, ответил откровенно:
– Я видел больше вас и знаю, что Фергана дает лучшую в мире иллюстрацию тектонических процессов. Она – открытая книга мироздания, но сколько я ни просил об отпуске средств на ее чисто научное исследование – не дали…
К счастью для старика, его слова из русских понял только я один.