Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Во имя объективности нам придется, прежде всего, решительно отбросить все беспардонные утверждения о каких-то особых, небывалых, исключительных «зверствах» немцев. Война – зверство сама по себе. Незверских войн не было, и быть не может, и зажаренные фосфором немецкие дети в Гамбурге, сотни тысяч мирного населения, погребенного под развалинами Мюнхена[161], тысячи сочувствовавших союзникам сербов, истребленных при воздушной бомбардировке Белграда вряд ли свидетельствуют о высокой гуманности противников немцев в минувшей войне и об отсутствии зверства в их операциях. Во всяком случае, после нюрнбергского «судилища» демократам следовало бы меньше говорить о чужих зверствах. Немцы, ведь, все-таки, не расстреляли ни одного пленного генерала, а происходящие теперь на наших глазах действия французской армии против арабских повстанцев в Северной Африке совершенно идентичны борьбе немцев с партизанами Белоруссии. Не стоит говорить и о какой-то, якобы присущей немцам особой жестокости по отношению к инакомыслящим. Расправа с таковыми, произведенная по окончании войны в демократических странах, во Франции и Италии была не менее жестокой. В Италии, например, вырезали не только несколько десятков тысяч фашистских семей, но расстреляли даже… попугая, певшего фашистский гимн. [162]

Однако, не будем замалчивать и фактов обратного порядка. Голод в лагерях для русских военнопленных был, но пусть кричащие о нем скажут мне, чем могли накормить немцы миллионы военнопленных (в первые месяцы войны) в разоренной прифронтовой полосе, абсолютно лишенной местных пищевых ресурсов, вывезенных или уничтоженных Советами. Ведь число этих военнопленных вдвое превышало наступающую немецкую армию. Чем было их насытить? Однако, военное командование все же стремилась как то нормализировать это тяжелое положение. Сомневающихся отправляю к правдивой книге Л. Ржевского[163] «Между двух звезд» и сам лично свидетельствую, что к концу 1943 г. находившиеся в Крыму русские военнопленные получали хлеба на 100 грамм больше, чем немецкие солдаты. Эти 100 граммов дополнял им организованный немцами же благотворительный русско-татарский комитет. В тот же период я видел там лагеря, значительно более благоустроенные, чем поселки советских новостроек.

Были и виселицы на базарах. Лично я видел две: одну в Пятигорске, другую в Ставрополе. На первой за пять месяцев оккупации было повешено лишь два бандита, вырезавшие целую семью; на второй за тот же период никто не висел. Провоцированной Советами партизанщины на Северном Кавказе не было, а именно она поставляла главным образом сырье для этих агрегатов. Были и избиения в немецких лагерях для русских военнопленных, но когда послушаешь воспоминания итальянцев, побывавших в Африке в плену у англичан, то придется признать, что там это дело велось похлеще.

Рассказанный мною в начале статьи случай не единичный факт. Я мог бы привести еще несколько десятков подобных из запасов только своей памяти. Я очень часто видел добрые отношения между немецкими солдатами и русскими крестьянами, у которых они были расквартированы. Видел случаи помощи со стороны немецкого офицерства русской интеллигенции городов. В частности, мой собственный сын был два раза буквально спасен немецкими офицерами. При внезапном оставлении Керчи, проходившем довольно беспорядочно, я видел, как немецкий офицер приказал своему солдату сойти с авто и уступить свое место офицеру-власовцу.

– Тебе грозит только плен, а ему верная смерть, – сказал он. Находящиеся теперь в эмиграции кавказцы могут подтвердить произведенное генералом фон Клейст[164]

расформирование колхозов в Карачае,

поддержку им православной Церкви, ставропольцы – восстановление и охрану разграбленного красными музея, восстановление театра, школ, снабжение голодающих детдомов, организацию «зимней помощи», снабжаемой из Германии, и многое другое, но необходимо отметить и подчеркнуть, что все это происходило при военном командовании и управлении им областью, т. к. розенберговские гольдфазаны туда доехать не успели.

С прибытием гражданской администрации – чиновников Восточного министерства – и при переходе управления к ним обстановка разом резко изменялась к худшему, и именно тогда в среде русского населения возникал протест, выражавшийся в саботаже и партизанщине. Это правило было неизменным для всех областей, которые я видел, а видел я всю южную полосу России, от Ставрополя до Одессы.

Высшее командование немецкой армии вполне сознавало вредительскую работу национал-социалистической партии, выраженную действиями Ост-министериума. Это сознание подтверждено теперь рядом опубликованных документов, но, не повторяя их, я предпочту рассказать ходивший тогда среди немецкого офицерства очень характерный анекдот.

Он повествовал о предстоящей расправе с национал-социалистами. Сталин присуждал всех их вождей к смерти, но когда очередь дошла до Розенберга, то горячо вступился за него:

– Не повесить, а орден ему нужно дать! Ведь это же наш лучший помощник! Именно благодаря ему мы выигрываем войну.