Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Но говоря о светлых сторонах нашего национализма, мы не должны закрывать глаза и на неизбежные в нашем грешном мире темные стороны, без которых в силу человеческого несовершенства не протекает ни один исторический процесс. В многосотлетней борьбе не на жизнь, а на смерть, которая выпала на долю нашего отечества в его отношениях с Польшей, мы были вынуждены к некоторым шовинистическим репрессиям, однако следует отметить, что эти репрессии – «обрусение» Привисленского края, чем любят пользоваться наши обвинители, были вызваны двумя агрессивными и по существу реакционными восстаниями польского панства (1830 и 1863 гг.), но даже в обостренный период борьбы, при разделах Польши и в ближайшие к ним годы, польский парод был принят в Российскую семью на условиях не только выгодных для него, но высших по сравнению с русским народом, в чем справедливо обвинял в свое время Карамзин Александра Благословенного. То же самое мы видим и в отношении Финляндии, и в отношении народностей Кавказа и Средней Азии, которым были предоставлены небывалые, невиданные привилегии! Освобождение на 50 лет от военной службы и ряда налогов! Полное сохранение их самобытности, вплоть до установленного законом снижения кары за традиционное убийство из мести (Кавказ) по сравнению с карой за обычное убийство на территории Империи.

Наш русский национализм – наша русская гордость. Не нужно прятать его или прикрываться чуждыми нашей культуре лозунгами.

Наш национализм – смертельный враг злобного шовинизма, которым злопыхательствуют враги единой, великой и неделимой многоплеменной Российской нации.

«Заря России»,

Нью-Йорк, 31 окт. 1953 г

№ 96, с. 5–7.

«Французик из Бордо»

Некогда, в гостиной московского барина Фамусова, щупленький французик, «надсаживая грудь», радовался тому, что увидел в ней «свою провинцию».

Его радость была вполне обоснованной. Так и было. Позже французика сменил педантичный немец-профессор, потом бородатый полунемец… Эта вереница была очень длинной и очень пестрой, но объединенной одним общим признаком: для каждого из прошедших в ней Россия была только «своей провинцией». Ею же была она и для «прогрессивных» по тому времени, отражавших взгляды своей среды, трепетно внимавших «французику» шести бесприданниц-княжон.

Подобное представление о России, вернее о лицевой, «передовой» ее части также имело вполне достаточное обоснование, т. к. вся «прогрессивная» и наиболее крикливая группа ее интеллигенции того и последующего периода, от Радищева и Чаадаева до Милюкова, Ленина и Сталина, смотрела на Россию лишь как на «провинцию» Западной Европы, пригодную только для восприятия и копировки выработанных там «проверенных» и непроверенных «образцов». Разница между этими российскими провинциалами Европы была лишь в том, что Радищев откладывал земные поклоны перед Гельвецием, а Чаадаев стучал лбом Папе Римскому; Милюков уповал на панацею четырехчленной формулы[169] и многопартийного либерализма, а Сталин на непогрешимость схемы «научного» социализма и монопартийность «диктатуры пролетариата».

Все эти «образцы» были взяты из одного и того же магазина. Все они в равной мере были и остались «низкопоклонством перед Западом». Шесть княжон, восклицавших: «Ах, Франция, нет лучше в мире края» и Милюков-Ленин-Сталин совершенно равноценны в своем мышлении рабов-копировщиков. Разница лишь в характере эпохи и масштабе действия заимствованной идеи: тогда – фасон фрака «рассудку вопреки, наперекор стихиям», теперь – фасон политико-социально-экономического строя, также вопреки национальному рассудку и наперекор российским стихиям.

* * *

Реки включают в свои течения струи притоков, впадающих в них и с запада и с востока. Вряд ли возможно разграничить в русле Волги воду Оки от воды Камы. Так же сливаются в общественных течениях разнородные, подчас противоречивые элементы. Это отмечал еще Герцен в «Былом и думах».

Стихия течения российской (октябрьской) революции была загнана Лениным в турбину западной марксистской схемы, но это отнюдь не исключает наличие в ней, стихии противостоящих турбине элементов, национально народных стимулов протеста против барско-интеллигентского западничества. Одним из ярких подтверждений этого был блестящий провал демократии – Керенщины, построенной при точном соблюдении всей «проверенной», западно-европейской рецептуры. Матрос Железняк, действуя единолично и без прямых инструкций, разогнал шестьсот «народных избранников», удостоенных этого звания на основе «проверенного» Западом «образца». Народ же голосовал на это безмолвием, так сказать, «воздержался» от поддержки своих «избранников». В дальнейшем «правительство» и «армии» Учредиловки играли самую жалкую и смешную роль в трагедии гражданской войны, так российский народ по одну и по другую стороны разделившей его черты вносил одну и ту же поправку к навязанному ему, чуждому его мышлению образцу.

* * *